«Главный план – жить во Христе»

Несмотря на свою значимость и величину, Серафимо-Дивеевская обитель не является ставропигиальным монастырем. Обитель входит в состав Нижегородской епархии и находится на попечении митрополита Нижегородского и Арзамасского Георгия (Данилова). Сам владыка Георгий начинал свой монашеский путь в Троице-Сергиевой лавре. Туда он пришел еще юношей в качестве студента Духовных школ, там принял монашеский постриг, оттуда был назначен на Нижегородскую кафедру. Он, как и настоятельница Дивеевской обители игумения Сергия (Конкова), начинал свой духовный путь с окормления у лаврских старцев. Такое духовное родство настоятельницы и правящего архиерея неслучайно и особо чувствуется сегодня дивеевскими сестрами. В чем проявляется духовная связь Дивеева и Лавры, почему ему особенно близка Серафимо-Дивеевская обитель и о многом другом в интервью журналу «МВ» рассказывает митрополит Георгий.

Ощутить избранничество

Владыка, в начале беседы мы традиционно просим правящего архиерея рассказать о себе, о пути в Церковь, в монашество.

Родился я в Белоруссии, в маленьком городке, в православной верующей семье. Отец прошел весь фронт, потом встретил маму, они создали семью и родили шестерых детей, я был последним. И когда меня спрашивают: «Когда Вы обрели веру?» – я отвечаю, что уже родился верующим человеком и не знаю такого времени, чтобы в моем сердце не было веры в Бога.

Как формировалось мое восприятие жизни? Когда ты видишь своих родителей благочестивыми, которые совершают молитвы, из уст которых никогда не исходит плохого слова, ребенок мало-помалу формируется, «настаивается» в своем мировоззрении. Были, конечно, сложности со школой. Но больших проблем не было, потому что этот путь стояния в вере прошли мои старшие братья и сестры, поэтому ко мне уже относились со снисхождением. Будучи верующим человеком (старшее поколение знает, что такое не быть октябренком, пионером, комсомольцем), я без особых помех дружил с товарищами, был успешным в жизни, в учебе. Потому детство вспоминаю светлым, радостным и каких-то печалей в моем сердце не осталось.

Окончив школу, решил учебу отложить, узнать жизнь и пошел работать. Через несколько лет был призван в армию. По окончании армии, собираясь поступать в университет, я приехал в Троице-Сергиеву лавру за благословением. Но прежде всего – поблагодарить преподобного Сергия. Получилось так, что там я встретил одного архимандрита, у которого был на исповеди еще до армии и получил тогда от него благословение. Он предложил мне поступить в Московскую Духовную семинарию. Меня это немного смутило. Я считал себя недостойным, поскольку не вел глубоко духовную жизнь, которую, как я представлял, ведут в семинарии. У нас дома, кроме Евангелия и молитвословов, другой литературы не было, и храм я нерегулярно посещал. И мне казалось, что для меня это непосильная ноша. Но было такое представление, что если ты получил благословение от священника, особенно монаха, то отказываться не нужно. И я решил так: выполню благословение, точно не поступлю, и все остальное потом сложится как сложится.

Был уже июль месяц, я начал готовиться к экзаменам. И когда переступил порог семинарии (перед сдачей экзаменов есть подготовительный период), стал там проживать, я внутренне почувствовал, что это мое. Сдал экзамены, был успешно принят и зачислен на первый курс. Это был 1986 год. Через месяц после поступления в семинарию нас посетила страшная трагедия: случился пожар в Московских Духовных школах, сгорело много зданий. Но самое печальное – погибло пятеро ребят: Владислав, Ярослав, Димитрий, Игорь и Владимир. Я на каждой Литургии поминаю их имена…

Проходя обучение в Духовных школах, живя в духоносной среде, общаясь со многими благочестивыми людьми, в год тысячелетия Крещения Руси (1988) у молодого человека Василия Данилова по какой-то причине созрело желание пойти по пути иного жития (улыбается – Прим. ред.). Испросив благословения у отца-наместника – тогда архимандрита Алексия (Кутепова), ныне митрополита Тульского и Белевского, – я написал прошение. И уже на 3 курсе семинарии, в ноябре 1988 года, был принят в число лаврских послушников.

Невозможно забыть то ощущение, когда приходишь на собрание Духовного совета монастыря для беседы. Тебя испытывают, задают вопросы: кто? откуда? по каким причинам пришел в монастырь? И хочу подчеркнуть, что, конечно же, решение пойти по монашескому пути – исключительно добровольное, никакого принуждения здесь быть не может. Часто спрашивают: почему молодой человек, полный сил, надежд, стремлений, оставляет мир? Для светского человека этот вопрос мучителен и непонятен. Сам я, когда в 1986 году впервые увидел монашеский постриг, был поражен – настолько силен этот чин. Мне казалось, что человек действительно умирает для прошлой жизни и рождается новый.

Чтобы пойти по монашескому пути, по пути воина Христова, нужно услышать в сердце зов Божий, ощутить избранничество. Если человек идет в монастырь по своеволию, то пройти выбранный путь он не сможет. Это не значит, что монахи чем-то лучше других людей. Бог дает разные таланты – есть художники, писатели, ученые. У каждого свой путь.

Когда я пришел в монастырь, то сразу почувствовал себя дома. Один из ключевых моментов устроения лаврской жизни – это старшая братия, старчество, во главе которого много лет стоит архимандрит Кирилл (Павлов). Трудно сказать, где в большей степени происходит это молитвенное, братское общение – на службе, на трапезе, на общих послушаниях, в библиотеке, – но все это формирует особую атмосферу братства преподобного Сергия. Большим примером монашеской жизни для меня является отец-наместник Троице-Сергиевой лавры архиепископ Феогност.

Мое первое послушание – старший пономарь. До сих пор это одно из моих самых светлых и чистых воспоминаний. Параллельно я нес послушания смотрителя Патриарших покоев, стоял за свечным ящиком, были и другие труды. При этом мне благословили продолжить обучение в Московских Духовных школах. Надо сказать, что совмещать послушания в монастыре и учебу в Духовной школе – нелегко. Но благодаря тому, что послушания были сокращены вполовину, удавалось учиться. Учеба была мне интересна, я это делал с удовольствием.

Затем, будучи уже иеромонахом, я участвовал в организации свечного производства в Лавре. Это отдельная история, но скажу, что было тяжеловато подолгу общаться с мирскими людьми. Придя в монастырь, я думал, что полностью отсекаю себя от мира: стен обители покидать не буду; главное, слушаться старших – они все решат, управят. Но в итоге от «больших дел» уйти не удалось. В январе 1993 года, на 3 курсе Духовной академии, меня назначали экономом. Ни особых задатков, ни опыта, ни соответствующего образования для этого послушания у меня не было. Причина состояла во внешних обстоятельствах. 90-ые годы – время бурного, стремительного возрождения церковной жизни, поэтому большое число насельников было призвано на важные церковные послушания. Они становились епископами вновь открывшихся кафедр, наместниками монастырей, ректорами Духовных семинарий. За несколько лет в обители сменилось 6 экономов.

На экономе большая ответственность: забота о пропитании, сделать так, чтобы монастырь отапливался, освещался. Экономское послушание касается не только хозяйственной деятельности, но и научной, а также реставрационных работ: стенопись, конструкция зданий, позолота, белокаменные работы, архивные материалы, археология. И я до сих пор не могу понять, почему именно меня благословили этим заниматься. Скажу лишь, что если живешь по послушанию и благословению, то благодать Духа Святого немощное в твоей жизни врачует и оскудевающее восполняет. Господь дал мне силы, преподобный Сергий – поддержку и благословение, и я пронес это послушание 10 лет. И сподобился принимать участие во многих работах по реставрации, в научной деятельности, в возрождении храмов, возвращении обители скитов и подворий. Так что для меня этот период жизни, особенно послушание эконома, наложил хороший отпечаток. Я прошел достойную школу и монашеского жития, и забот о благоустроении церковной жизни. В декабре 2002 года меня пригласили на заседание Священного Синода по поводу послушания в качестве епископа. Перед этим состоялась встреча со Святейшим Патриархом Алексием II.

В МДС некоторое время Вы читали курс византологии. Почему именно этот предмет? Что самое ценное должны были, на Ваш взгляд, усвоить семинаристы из этих лекций, какой исторический и нравственный урок?

Я очень благодарен ректору архиепископу Евгению, что мне позволили преподавать. Мне благословили читать лекции по византологии, и думаю, что этот предмет должен преподаваться во всех светских учебных заведениях. Византология – это сумма знаний об отношениях светской и церковной властей на фоне исторической жизни Византийской империи. То есть, как бы сейчас сказали, это наука о церковно-государственных отношениях.

Всякий раз, когда государство начинало вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви, часто порождая расколы и ереси (как в случае с иконоборчеством, например), то оно за очень короткий период оказывалось на грани гибели. Поэтому государство не должно решать, как нам молиться, поститься и так далее. Но есть и обратная сторона, которая хорошо видна на примере Константинопольского Патриархата, – это увлечение политикой, политической борьбой. Когда Церковь увлекается противостоянием политических сил, она также резко ослабевает. Так что главный принцип – это слова Христа «кесарю кесарево, а Богу Богово». И Церковь должна держаться этого принципа. Потому что для нас все люди, каких бы политических предпочтений они ни были, являются паствой.

Опыт преподавания византологии мне и сейчас помогает в выстраивании диалога с местной властью. В особенности – не смешивать политическую деятельность с общественной и объяснять эту разницу людям. Потому что одно дело – поддержка того или иного кандидата и совсем другое – празднование вместе с народом Дня Победы или Дня народного единства, который одновременно является днем празднования Казанской иконы Божией Матери.

Несколько лет Вы занимали должность директора Патриаршего архитектурно-реставрационного центра в Лавре, награждены государственной премией в составе коллектива авторов «за разработку научно обоснованной технологии воссоздания архитектурных памятников истории и ее применение при реставрации колокольни Троице-Сергиевой лавры». Расскажите подробнее об этом этапе в Вашей жизни.

На примере лаврской колокольни стало понятно, что нельзя заниматься проектными работами без соответствующих научных исследований. Эти виды работ хоть и взаимосвязаны, но представляют собой разные этапы. Научные исследования подготавливают исходные данные для дальнейшего проектирования. Только в точности вычислив первопричину разрушения того или иного здания, можно «выписать рецепт» оздоровления. Учитывая все это, и было принято решение создать Патриарший архитектурно-реставрационный центр, который объединил десятки специалистов самых разных направлений. В результате, благодаря глубокому научному подходу к реставрации, выяснилось, что на восстановление определенного здания требуется в десятки раз меньше денег, сил и времени, чем закладывалось ранее. То есть при максимальной изученности объекта на него требуется намного меньше затрат. Однако надо понимать, что изучение объекта – процесс на 2–3 года, а то и 5 лет, иначе говоря, нужна длительная временная дистанция. А ансамбль Троице-Сергиевой лавры вообще требует постоянного наблюдения и изучения.

При создании Центра мы поняли, что не хватает специалистов и что системный подход в реставрации практикуется редко. А мы вникали во все «мелочи» – та же ветровая нагрузка на колокольню. Она ведь весьма существенная. Более того, колокольня до 200 раз в год замерзает-оттаивает. Вот за такой научный подход коллективу специалистов, аз грешный в их числе, была вручена столь высокая государственная награда. А Патриарший центр, уверен, будет еще долго плодотворно работать.

«Гостиничная жизнь»

Уже более 12 лет Вы несете послушание епископа Православной Церкви. Помните, как восприняли известие об архиерейской хиротонии? Как тогда Вам виделось это служение и каким оно оказалось в реальности?

Примерно, за месяц до встречи со Святейшим Патриархом что-то внутренне меня стало беспокоить. Я понимал, что в моей жизни возможны перемены. Тем не менее, как это часто бывает, известие о смене послушания – это как снег на голову. И первое впечатление, – возможно, даже отказаться. Но не потому, что боялся нового послушания, а потому, что как будто предаешь преподобного Сергия. Понимаете, ни один лаврский монах никуда не стремится. В Лавре живешь у Преподобного как у Христа за пазухой, и готов всю жизнь оставаться здесь, до гроба. Но дело в том, что у нас священноархимандрит – Святейший Патриарх и Лавра преподобного Сергия всегда была духовным оплотом для Предстоятеля Русской Церкви. И Святейший Патриарх регулярно призывает братию на важные церковные послушания.

Сегодня, будучи епископом, я понимаю, что непросто возрождать церковную жизнь, необходимы опытные люди. Во всей Русской Церкви Лавра является кузницей духовных кадров, потому что там органично сочетается и высокое духовное образование, и духовная жизнь в монастыре. Пообщавшись с отцом-наместником, я напомнил себе: монах – это же воин, воин Христов, и надо идти на любые послушания.

Конечно, из Лавры я уходил с некоторой грустью, переживал: а что будет «на стороне далече»? как будет складываться жизнь без Троицкого собора, без братской трапезы, без родной келии? Как бы то ни было, я прожил здесь 16 лет. Как в случае с послушанием эконома, так и в деле служения на архиерейской кафедре, если это совершается по благословению и послушанию, то Сам Господь в твоей жизни участвует, помогает и укрепляет.

Служение архиерея оказалось во многом отличным от монастырской жизни. Главный принцип жизни архиерейской – паства должна знать голос своего пастыря. А чтобы знали твой голос, ты должен ездить. Я называю архиерейскую жизнь «гостиничной», ведь архиерей постоянно в дороге. Необходимо регулярно молиться со своей паствой. Требуется общение со многими людьми не только в формате богослужения, но и в виде общественных встреч и личных бесед. Приходится много говорить, обсуждать, дискутировать. И встречи часто происходят не только с людьми из церковной среды, но и с нецерковными, светскими, и с власть предержащими, и с интеллигенцией, и с простыми людьми.

Все это и есть проповедь Христова. Ведь архиерей – это преемник апостолов. Апостолы шли и проповедовали, и нам должно проповедовать Слово Божие и мыслью, и словом, и делом. Поэтому заботы архиерея и о подготовке будущих священнослужителей (чтобы они были ревностными и благочестивыми), и о преподавательских кадрах в семинарии, и о семинаристах, помощь молодежи в обустройстве семьи – это тоже важно и это отдельное направление работы. Много трудов уходит и на сферу культуры, просвещения, миссионерства, катехизации. Опыт преподавания в Духовных школах мне в этом очень помогает.

Возможно, неожиданный вопрос, но насколько архиерею трудно быть монахом?

Я не разделяю понятия «монах» и «архимандрит», «епископ». Если ты все делаешь по послушанию, то в любой ситуации сможешь сохранить монашеский дух, правильное внутреннее устроение. Главное – жить по совести. Чаще спрашивать себя: кто я? зачем живу на этом свете? И совесть – голос Божий в сердце человека – даст ответы почти на все вопросы. Но чтобы разговаривать со своей совестью, надо иметь решимость, поскольку она, как пророк, постоянно обличает. Но, если будешь поступать по совести, останешься настоящим монахом в любой ситуации.

В вашей митрополии на данный момент 15 действующих монастырей. Как бы Вы оценили общий, если это возможно, уровень монашеской жизни в епархии? Насколько удалось уврачевать нанесенный советской властью разрыв в русской иноческой традиции?

Я бы разделил этот вопрос на две части. Во-первых, монастыри как архитектурные ансамбли. У нас завершены (или близятся к завершению) реставрации почти всех обителей. Хотя, безусловно, в данной плоскости остается еще много работы. Однако строительные работы гораздо легче восстановления собственно монашеской жизни. Конечно, традиция прервана, но многие наши отцы-наместники и матушки-игумении имеют опыт жизни в древних монастырях. Они общались с опытными духовниками, и это им серьезно помогает в нынешнем послушании. Архиерей должен сам знать практическую сторону жизни обителей. Без этого трудно оказывать им полноценную помощь.

Что касается численности, то, исключая Дивеевскую обитель, где подвизается большое количество сестер, в монастырях, в среднем, от 5–7 до 25–40 насельников. Но нас интересует не только количество, а качество монашеской жизни. И тут я бы хотел особо подчеркнуть: в деле «наполнения» монастырей мы бессильны без Промысла Божия. Монахов столько, сколько дает Бог. И человеческими методами их число не увеличить, иначе это будет уже не монастырь. Монашество – тайна устроения человеческого сердца, доступная лишь Богу. И «влезть» туда человек не может. Приход нового насельника – это послание свыше. Мы принимаем это как волю Божию, поэтому строить «пятилетние планы» в этом вопросе просто невозможно.

Нетепличные условия

Нужно ли, на Ваш взгляд, «рекламировать» монашество для молодых людей и девушек, какими-то мерами увеличивать количество желающих принять постриг?

«Рекламировать» нельзя. Точно так же, как и веру вообще. Но очень часто монах, даже не выходя за пределы обители, свидетельствует о своем выборе. Просто живя и общаясь с прихожанами. Вообще же сейчас мы наблюдаем только первые ростки возрождения монашеской жизни. Случается, едва помолившись на месте восстановления новой обители, сразу встречаешь там людей, жаждущих наставления. Бывает, даже с претензией обращаются, мол, почему они приехали в монастырь, а их никто не встретил, не поговорил, не наставил. Поймите, у нас 70 лет гнали монахов, презирали, расстреливали. Преподобный Серафим Саровский говорил: «Добродетель не груша, ее сразу не скушаешь». Человек только ушел из мира, а к нему мир тут же приезжает в монастырь и спрашивает: «Ну, где здесь монашество?» А ему бы, новоначальному, укрепиться в молитве.

Безусловно, мир может помочь обителям – не в деле устроения собственно монашеской жизни, а в прочих трудах. И не надо создавать монастырям «тепличные» условия, но благоприятные, ибо без них никакое доброе дело не принесет плода. И, конечно, Патриарх, архиереи, игумены и игумении заботятся о том, чтобы монастыри шли по пути молитвы, поста, бдения, духовного созерцания.

Ваш главный совет новоначальному монаху?

Сразу вспоминается народная пословица: «Береги рубашку снову, а честь – смолоду». Новоначальный монах чист своими устремлениями, в нем особо действует благодать Божия. И он должен укреплять себя в послушании, поскольку послушание превыше поста и молитвы. Если монах будет в простоте слушаться священноначалия, то никогда не растеряет целостности и устремлений. А если рассеется умом, начнет жить по своей воле, то монашеский дух резко ослабевает. И это касается всех монахов, не только новоначальных.

Как в Вашей епархии осуществляется управление общемонастырской жизнью? Насколько сильны связи между разными обителями?

Прежде всего, мы живем как большая семья. Посещаем друг друга на престольные праздники, молимся, общаемся, помогаем. Кроме того, заметно активизировался возглавляемый архиепископом Феогностом Синодальный отдел по монастырям и монашеству, чья деятельность также налагает положительный отпечаток на жизнь обителей. Сюда же можно отнести различные монашеские собрания, форумы, встречи в рамках Рождественских чтений. Важное значение имеет связь с Афоном, изучение греческой традиции, которая позволяет расширить кругозор восприятия монашеской жизни. Наши монастыри не живут в вакууме, есть возможность получить и поддержку, и наставление.

Как Вы относитесь к совмещению архипастырской деятельности с непосредственным управлением конкретной обителью?

Дело в том, что архиерей и так достаточно глубоко участвует в жизни монастыря: принятие в братство, разбор и обсуждение сложных вопросов. Причем вопросов разного уровня – не только внутримонастырской жизни, но и епархиальной, общецерковной, вплоть до обсуждения готовящегося Всеправославного Собора.

Важный вопрос – послушания монаха. Что предпочтительнее: жизнь внутри обители или миссия и дела благотворения вовне – в больницах, в местах заключения? Это очень серьезная тема. Потому что новоначальный монах не «рождается» сразу идеально послушным. Его искушают бесы, мучают сомнения, переживания. А когда обсуждаешь вопросы, находятся ответы, и так архиерей тоже участвует в жизни монастыря. Помимо этого, ни одно строительство храма или келейного корпуса не обходится без ведома и благословения архиерея. Имея опыт эконома, я пытаюсь по мере сил помочь обителям крепче встать на ноги. И это никоим образом не ограничивает их самостоятельности. Особенности хозяйственной деятельности, распределение на послушания и многое другое находится в ведении самих монастырей.

Встречается немало рассуждений на тему закрытости монастырей от мира – они должны соблюдать некую грань и не растворяться в мирском духе, дабы не впасть в погибельное обмирщение. Как найти эту грань и соблюсти ее? Какова в целом роль монашеских обителей в современном мире: молиться за весь мир (как и всегда) или появляются новые аспекты в этом служении?

Нужно правильно понимать выражение «молиться за весь мир». Да, монастыри – это средоточие молитвы. Однако монах, прежде всего, совершает дело своего личного спасения. Батюшка Серафим не говорил же: «Спасай всех вокруг себя»; он говорил: «Спаси себя самого, и тысячи вокруг тебя спасутся». Монастырь и монаха не надо перегружать внешними трудами, связанными с миром. Самое страшное, если монах полюбит мирскую жизнь. Поэтому материальные заботы не должны отодвигать на второй план монашеское делание.

Что касается современного мира. Когда солдаты вернулись в свою страну в 1945 году, она была вся в руинах, то же самое сейчас с душами людей – они разрушены. Поэтому нельзя сказать: «Пока не построю свой дом, другим помогать не буду». Надо и свой строить, и другим помогать. Например, детский приют при монастыре. Хотя это, наверное, все же не очень правильно. Но когда еще 10 лет назад из нашей страны за границу в огромном количестве вывозились дети, разве мы, монахи, могли сказать: «Это не наше дело»? Монашеские обители отозвались на проблему созданием приютов, это была реакция на объективную потребность. И когда сегодня количество детей-сирот уменьшается, их берут в семьи, мы это направление социального служения в обителях соответственно уменьшаем. Или, к примеру, увеличивается число людей, жаждущих исповеди, проповеди, наставления. Их всех нужно принять, даже если хочется уединиться. И Бог, видя наши немощи, покрывает их своей благодатью. Но вместе с тем если такая социальная работа разрушает монастырскую жизнь, то многое приходится отсекать.

Как складываются отношения с музейным сообществом? Как удалось выработать формулу конструктивного диалога, какие «болевые точки» остаются?

Думаю, главное – это уметь находить точки соприкосновения. Так сложилось, что в XX веке именно в музеи попали многие церковные святыни: ковчеги с мощами, иконы, плащаницы, облачения. И именно в музеях они сохранились. Поэтому музейным работникам в этом смысле надо отдать дань почтения и благодарности. Однако когда речь идет о чудотворных образах, то их надо возвращать, чтобы верующие могли поклониться, помолиться. Мы вернули Владимирский Оранский образ Богоматери, чудотворный Печерский образ Пресвятой Богородицы и многие другие лики, древние антиминсы, плащаницы. Возвращение древних икон в обители, вне всякого сомнения, способствует возрождению монашеской жизни.

Епархия тесно взаимодействуют с учреждениями культуры, обсуждаются проблемы, ведутся дискуссии, проводятся мероприятия, выставки. В городе Арзамасе совместными усилиями создан «Музей Русского Патриаршества», директором которого является один из наместников монастыря, он же – сотрудник Министерства культуры Нижегородской области. Такое взаимодействие создает надежную платформу для дальнейшей совместной работы, которая, надеюсь, будет углубляться и принесет добрые плоды.

С неба на землю

Наиболее известен, в каком-то смысле являющийся «визитной карточкой» епархии, Серафимо-Дивеевский женский монастырь. Что лично для Вас значит эта обитель?

Дивеево – это пример, как сбывается Божие обетование. Когда я учился в семинарии, то замечал, что многие мои сокурсники постоянно поминают Исидора и Агафию. Выяснилось, что это родители преподобного Серафима. Я тоже стал их поминать. Батюшка Серафим предсказал возрождение обители. И действительно, если вы сейчас попадете в Дивеево, то не найдете там ни одного напоминания о разрухе. Чувство такое, будто весь монастырь целиком спустился с неба на землю. И это касается не только храмов, но и самого сестричества. Многочисленные сестры-молитвенницы несут не только послушания общежительного характера, но и скитского, есть и подвиг отшельнической жизни (на определенный период). Читается неусыпаемая Псалтирь.

Для меня Дивеево особенно близко, поскольку напоминает о моей родной обители – Лавре преподобного Сергия. То же неспешное совершение богослужений, благоуханное пение, чтение. Преподобный Серафим принял с такой любовью, что я не чувствую никакого духовного голода после оставление Лавры. Подобные монастыри, – действительно, главные святыни нашей земли, нашего народа.

Как изменилась церковная жизнь в нижегородском регионе в связи с образованием митрополии?

Это вдохнуло новую жизнь в церковную повседневность. Новые епархии начали образовываться тогда, когда этап церковного возрождения сменился периодом развития, и поэтому требовались новые подходы к организации епархиальной жизни. Когда у тебя в епархии более 400 приходов и 56 районов, то посетить каждый приход хотя бы раз в год проблематично, учитывая, что есть и другие послушания. А в связи с образованием митрополий и появлением новых епархий епископ по-настоящему стал ближе к пастве. Это помогает развивать церковную жизнь еще глубже. Положительные результаты уже есть. Уверен, что через 10 лет их станет еще больше и мы уже не сможем себе представить, как могли жить без митрополий. При этом хотелось бы отметить, что образование митрополий было предложено лично Святейшим Патриархом Кириллом. И даже если кто-то не понимал тогда, к чему это ведет, то сейчас многие убедились в правильности принимаемых мер.

Как идет процесс строительства новых храмов в епархии? Насколько принципиальным лично для Вас является показатель численного роста приходов? Как при этом измерить «качество» приходской жизни, «качество» веры?

Ситуация такова, что храмов на самом деле катастрофически не хватает. Если в селах, которые все больше пустеют, храмы стоят (хотя и там много еще не восстановленных, и прихожан не хватает), то в городах храмов просто нет. Потому что в течение 70 лет советской власти храмы не строились. В Нижнем Новгороде до революции проживало 100 тысяч человек, сейчас почти 1,5 миллиона. Город разрастался, а храмы не строились. Хорошо, что по мере роста город вобрал в себя несколько сел с церквями, и то большей частью кладбищенскими. И на данный момент в районе с населением 150 тысяч человек может быть всего два храма. И поэтому где бы ни построили новый храм, он тут же заполняется людьми – востребованность огромная.

Мы хотим принять программу наподобие московской и построить в Нижнем Новгороде до 100 новых храмов в течение 15–20 лет. Программа поддерживается губернатором, решается вопрос о выделении земельных участков, участия благотворителей. Вместе с тем мы понимаем, что Церковь – это не купола. Мало воздвигнуть стены, необходима большая пастырская работа – как в древности, так и сегодня. И Воскресные школы, и катехизация, и дела милосердия, и паломничество, и общение. Все это мы делаем.

Острый вопрос – успеть подготовить духовенство для новых храмов. Но если на пастыря приходится до 10 тысяч жителей, никакой священник не сможет справиться в одиночку с духовным просвещением. Поэтому правильна инициатива Святейшего Патриарха по вовлечению в приходскую деятельность мирян, получивших соответствующее образование в области миссии церкви и катехизации.

Каковы приоритетные планы епархии в обозримом будущем? Исходя из чего такой план составляется и на каких началах строится?

Главный план – жить во Христе. А по каждому отдельному направлению – монастырям, приходской жизни, просвещению, социальной работе, информационной и другим аспектам – свой конкретный план, но все они тесно связаны между собой. Особо важное направление – образование. У нас в митрополии 11 православных школ и гимназий, 3 детских сада, учится более 2200 детей. Если доведем школы до 11 классов, будет учиться 5000 детей. Трудится более 250 учителей. При каждой гимназии мы хотим создать детский сад. Конкретные планы всегда корректируются различными факторами: финансами, помещениями и прочим. Поэтому план один – вера Христова должна дойти до каждого человека.

Беседовал Сергей Кириллов