Соловки – особое место на физической и духовной карте нашей страны. Но духовное пространство не совпадает с физическим, и потому можно, и не выезжая из Москвы, окунуться в этот особый мир Соловков – на подворье Соловецкой обители, в храме Великомученика Георгия Победоносца в Ендове. Настоятель подворья с момента его возрождения в 1992 году – архимандрит Мефодий (Морозов). О том, как восстанавливался монастырь, о его отношениях с миром в те годы и сейчас, о Патриархе Алексии, о дерзновении и самочинии, о сегодняшнем монашестве и мирянах, не желающих уезжать из святых мест, – наша беседа с отцом Мефодием.
Батюшка, Вы уже более двух десятилетий являетесь настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Какое событие из этого времени вам более всего запомнилось?
Так сложилось, что на самих Соловках я прожил недолго. В 1992 году мы с игуменом Иосифом (Братищевым; ныне архимандрит; наместник обители в 1992–2009 гг. – Ред.) приехали в монастырь, который тогда начал возрождаться. Провели в молитве Великий пост, встретили Пасху, потом Троицу, и уже после Троицы мне пришлось вернуться в Москву, потому что я был назначен настоятелем подворья. С начала лета мы уже занимались тем, что трудились ради предстоящего перенесения в обитель мощей преподобных Соловецких чудотворцев. Потом я периодически наездами бывал в монастыре по несколько дней, чаще всего в праздники. Но всё равно в различные времена года мне там довелось жить.
Соловецкий монастырь
Конечно, самое благодатное для братии время – зима. После обычно напряженного лета, когда от туристов на Соловках яблоку негде упасть, зимой так тихо, спокойно! Особенно когда наступает Великий пост. Сейчас у людей уже гораздо больше возможностей посещать Соловки: и самолеты чаще летают, и катера ходят регулярно, и связь налажена. А тогда, когда мы начинали, в 1992 году, иной раз я неделями не мог дозвониться до наместника, чтобы решить какой-то вопрос. Случилось однажды в связи с этим искушение. Некто из благодетелей сказал: «Батюшка, вот сейчас есть возможность положить письмо с просьбой о помощи Соловкам на стол вице-премьеру!» Я стал пытаться связаться с наместником, чтобы получить благословение, понимая, что отправлять подобные письма не совсем моему рангу соответствует. Но связаться оказалось невозможно, а мне сказали, что есть только два дня на решение этого вопроса, потом нужный человек не будет доступен. Необходимо было как-то срочно решить вопрос. Тогда, что называется, на свой страх и риск я сам составил это письмо и передал нашему благодетелю. Каково же было мое изумление, точнее – каким ударом оказалось то, что вскоре отец наместник от Святейшего Патриарха получил копию этого письма с соответствующим распоряжением, поступившим от вице-премьера. Получилось так, что настоятель подворья направил письмо, которое светские власти расписали на имя Патриарха к исполнению!
Святейший Патриарх Алексий II
Святейший Патриарх Алексий в силу своей мягкости и мудрости деликатно написал на этом документе: «Нарушена субординация. Право обращаться в правительственные инстанции от имени монастыря имеет только наместник или настоятель монастыря, то есть Патриарх». Я составил объяснительную, на которую Святейший, опять же мудро и милостиво, наложил резолюцию: «Игумену Мефодию: только в связи с тем извиняется этот поступок, что он единственно имел своей целью благо монастыря». Такой вот был эпизод.
Со Святейшим Патриархом Алексием связана большая часть моей жизни. Он меня знал еще до пострига, а когда я краткое время исполнял обязанности наместника, то вообще часто приезжал к нему в рабочем порядке и минут по сорок беседовал о разных монастырских проблемах.
Вы очевидец и участник возрождения монашеской жизни в России. Многие говорят, что сейчас наблюдается оскудение монашеских призваний, а период расцвета русских монастырей – в прошлом. Так ли это?
Думаю, что это некоторое заблуждение. На Святой Земле, в Лавре преподобного Саввы Освященного, только двенадцать человек братии, по-моему. Ну, может быть, чуть больше. И эта обитель уже воспринимается греками как Лавра, как огромный монастырь. Тогда, в начале 1980-х, в Даниловом монастыре, где я принимал постриг, нас тоже было совсем немного – поначалу человек семь-восемь. Только через 2,5 года численность братии возросла. Думаю, что возрождение не закончилось. Знаете, бывает период внешнего возрождения, когда, скажем, стены храма восстанавливаются, вот как у нас в храме на подворье. Мы начали восстановление в 1992 году и не закончили, по сути, это дело до сих пор. Работы перманентно продолжаются по мере возможности. Так и в масштабах Церкви это возрождение продолжается, но обретает иную устремленность. Если в первые годы мы больше беспокоились о том, чтобы созидать храмы, каким-то образом восстановить хоть что-то из порушенного монастырского хозяйства, то сейчас больше внимания и сил обращено на внутреннее делание.
Архиепископ Костромской и Галичский Алексий (Фролов)
Помню, в 2007 году мы ждали на Соловках Святейшего Патриарха, активно готовились к его приезду. В августе, буквально накануне наших соловецких праздников, нам сообщили, что врачи не рекомендовали совершать Святейшему такую отдаленную поездку по состоянию здоровья. Патриарх благословил владыку Алексия (Фролова), тогда наместника Новоспасского монастыря, который возглавлял комиссию по делам монастырей, приехать вместо него и совершить чин Великого освящения Спасо-Преображенского собора – главного храма нашей обители. Владыка приехал, послужил и посетил праздничную трапезу. В беседе со мной и отцом благочинным, игуменом (ныне архимандритом. – Ред.) Ианнуарием, владыка сказал нам: «Братия! Знаете, что я вам посоветую? Занимайтесь устроением монашеской жизни! А о реставрации даже не беспокойтесь! Всё это будет сделано без вас! Всё это будет совершено, всё отреставрируется. Не беспокойтесь! Потому что в монастырь люди приезжают не на памятники смотреть». И это очень верно. Отреставрировали, что могли. Да, красиво, величественно. Но верующие люди, паломники приезжают в первую очередь для того, чтобы помолиться с братией, чтобы впитать монашеский дух. Помните это выражение: «Свет инокам – ангелы, свет мирянам – иноки»? То есть иноки стараются брать пример с ангелов, а миряне стараются брать пример с иноков. Вот сейчас, мне кажется, как раз наступает такой момент, такой этап бытия русского монашества, когда уже нужно не столько думать о красоте зданий и памятников, сколько о внутреннем содержании. Конечно, есть монастыри и совсем бедные, но у них своя красота – в их нищете! Потому что монаха нищета украшала всегда.
Ужасно смотрится монах, одетый в дорогую рясу или восседающий на каком-нибудь «мерседесе гелендвагене» или еще на каком-нибудь страшном джипе, особенно когда он потом на этой машине убивает пешеходов. Это вообще отвратительное зрелище! А монах, одетый в старенькую рясу – дырявую, выцветшую, – естественен. Один святой отец, подвижник, говорил: «Одежда монаха должна быть такой, чтобы, если он ее выбросит, никто бы не позарился ее поднять и взять себе»! Понимаете? Я бы с удовольствием, с радостью был бы таким, но здесь, в Москве, это будет выглядеть соблазнительно, как нарочитое юродство в худшем смысле этого слова.
Удивительное дело: я в юности не представлял себе жизни в монастыре, но когда попал в него, немножко пожил, то понял, что именно здесь обретаю полноту своей собственной реализации в жизни.
Светскому человеку обычно кажется: ушел в монастырь – всё, жизнь кончена…
Жизнь только началась, когда я пришел в монастырь! Хотя я пришел не совсем юношей, мне было 27 лет. А из дома уехал в 16. Одиннадцать лет прошло до того, как я был принят в число братии обители. До этого много чего было: и учеба, и труды разные. Вначале у меня была такая боязнь – что я многого из того, что от монаха требуется, делать не смогу. А сейчас скорблю только о том, что не использовал массу данных мне возможностей и не сделал того, что мог бы сделать, как тот евангельский человек, которому вручен был талант, а он взял и закопал его в землю. Возможностей было много, Господь мне их даровал, а я по лености своей, по нерадению их недостаточно реализовал, недостаточно потрудился над тем, чтобы принести духовную пользу себе и Церкви, тому делу, которым занимаюсь. А сейчас и хотел бы, да уже телесные немощи, к сожалению, сковывают часто по рукам и ногам.
Совсем недавно протоиерей Всеволод Чаплин, глава Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества, выступая на одной из пресс-конференций, заявил, что нужно регламентировать «дикий» туризм и развлекательную деятельность на Соловках, поскольку это – особое место для верующих людей.
Ну, я не знаю, насколько это возможно сейчас.
Сколь болезненна вообще данная проблема? Много ли людей, которые приезжают туда просто, что называется, развлечься на природе?
В летний сезон, безусловно, очень много. Бывало, что приезжали раскольники и сектанты, например адепты так называемой Богородичной церкви. Устраивали свои моления в лесу. И потом кричали везде, что у них на Соловках свое представительство есть. Катакомбники приезжали, паства так называемого «архиепископа Иоанна Береславского». Для них Соловки – это один из основных, простите за это слово, «коньков», которым они хвалятся, хотя никакого отношения к Соловецкой обители не имеют.
Музей
Я правильно понимаю, что туристы, едущие на Соловки, являются важным источником дохода для местных жителей и основой налоговых поступлений в местный бюджет? В итоге все довольны и никому не хочется, чтобы монастырь вступал в свои права.
Думаю, что это решится не административным путем. Богом решится. На Соловках главными действующими силами выступают монастырь, музей и местная администрация. Так вот, две из них уже, скажем так, действуют сообща: по милости Божией произошло так, что наместник стал директором музея. Поэтому теперь все усилия по возрождению монастыря объединены, и хотя бы в этом смысле уже раздоров нет.
Другое дело, что та ситуация, которая сейчас есть на Соловках, возникла не одномоментно, это наследие советского периода. Ведь до 1917 года на острове не было мирского населения. Единственно в период «соловецкого сидения», когда почти десять лет продолжалась осада монастыря. Столько было заготовлено запасов в монастыре, что он мог почти десять лет продержаться и противостоять осаде государевых людей. Может, и еще бы продержались, если бы некий инок не открыл потайной ход в стене, чтобы стрельцы смогли попасть внутрь и устроить бойню над мятежными соловецкими монахами-старообрядцами. Кто-то говорит о том, что он предатель, а кто-то, что он так поступил, чтобы соловецкие монахи-сидельцы смирились перед царем и Патриархом. Любое событие можно рассматривать с точки зрения того, насколько оно спасительно для душ человеческих.
После этого на острове жило до тысячи стрельцов с семьями, и их содержал монастырь. Жили они в некоем посаде вокруг обители. Но уже с XVIII века и до самой революции мирян на Соловках не было.
Соловецкий монастырь
Помню, мне рассказывали, что, когда еще в царское время решался вопрос об устроении на Соловках биологической станции Санкт-Петербургского университета в здании, которое до сих пор еще сохранилось, испрашивалось разрешение священноначалия монастыря на то, чтобы сотрудник университета вместе с семьей там жил постоянно и вел научную работу на биологической станции. Им ответили, что никогда в монастыре не жили мирские люди. Тем более с семьей. И это было запрещено.
Проблема эта общая для Соловецкого и Валаамского монастырей, но с Валаама всё же мирян удалось переселить.
Ну, во-первых, на Валааме были предприняты очень большие усилия и употреблены значительные средства для того, чтобы выстроить дома на материке и выселять туда семьи. Да и то этот вопрос был очень непростой. Даже при условии, что локомотивом всего выступал Святейший Патриарх Алексий. Собственно, не секрет, что у Патриарха Алексия и Президента Владимира Владимировича Путина были достаточно доверительные взаимоотношения. Многое на Валааме решалось с помощью президента. Но решалось, опять же, не голым административным путем, а устроением жизни местного населения на большой земле.
Но знаете, те, кто оказались жителями этих святых мест, хотят они того или не хотят, верующие они или неверующие, даже если они не являются сторонниками возрождения монастыря, они чувствуют, что называется, всеми порами своего организма, что это –святое место. И они хватаются за каждую возможность, чтобы не покинуть эту землю.
Хотя живут порой в ужасных условиях. Но никто не хочет расставаться с домом, который там у него, даже если это и развалюха. Однако процесс идет. Сначала в поселке на Соловках проживало до 1500 человек населения, потом 800, сейчас уже, может быть, поменьше.
Соловки
То есть убыль происходит?
Естественным образом. Люди всё же потихоньку разъезжаются. Бог даст, монастырь всё больше и больше будет крепнуть, обретать свой исторический облик. Думаю, одним из вариантов может быть воцерковление всех тех, кто там останется. Можно, наверное, сделать так, чтобы условия их жизни были нормальными и чтобы они вошли в монастырскую инфраструктуру, в частности обслуживая паломников или трудясь на монастырском хозяйстве, обучаясь реставрационным ремеслам и прилагая свои труды на благо обители. Это нормально, потому что вокруг храмов, вокруг больших монастырей всегда существовал крупный посад.
Главное уже совершилось: внутри монастырского комплекса нет никаких сторонних обитателей. Первые братия приехали, когда там еще и дискотека функционировала, и винно-водочный магазин работал. А сейчас уже, конечно, давно ничего этого нет. Активно ведутся восстановительные работы. Братию собрать нелегко. Но потихонечку и это происходит. Наш благочинный отец Ианнуарий изучал этот вопрос и подсчитал, что прирост братии идет, по сути дела, в тех же темпах, что он совершался до 1917 года. За века число насельников Соловецкой обители выросло до 300 человек – примерно столько их было в последнее время перед революцией. Это не считая трудников и обетников, которые там жили.
Соловецкий монастырь
И сейчас это тоже не может произойти стремительно. Думаю, всё устроится. Не нужно торопиться! Нужно иметь терпение, молиться и осознавать, что тяжелые, как нам кажется, трагические обстоятельства нашей жизни для пользы нашей происходят! Чтобы мы научились терпению, чтобы мы научились ценить молитву. Ценить храм, ценить тишину. Вот братия намотаются за горячее соловецкое лето, и тогда они каждый денечек межсезонья и потом зимы ценят как тихое и благодатное время.
Однажды зимой в один из своих приездов я на снегоходе добрался в Филиппову пустынь. И тогда понял, почему даже неверующих людей от Соловков не оторвать! Каким контрастом с московской зимой, с ее слякотью, грязью, промозглостью, была эта тишина, этот белейший снег! По обе стороны дороги снежные стены высотой под два метра! И такое солнце!
С архимандритом Мефодием (Морозовым)
беседовала Ольга Кирьянова
Публикации
Монастыри
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
