Проповедь в Неделю 2-ю по Пасхе. Воспоминание уверения апостола Фомы.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Для многих из нас вопрос веры в Воскресение Христа кажется уже давно решенным, мы, конечно же, верим, что Он воскрес. Из года в год, мы об этом читаем, слышим в проповедях, всю Светлую седмицу мы возглашаем об этом друг другу в Пасхальном приветствии: «Христос Воскресе!». И вот Церковь в Неделю, следующую после Светлой седмицы, обращает наше внимание на Евангельский эпизод, связанный с неверием апостола Фомы в воскресшего Христа. Для чего она это делает? Только лишь для обсуждения нами веры апостола Фомы или ради чего-то другого, открывающегося для нас в этом событии? Если 1-я Пасхальная Неделя, объединяя нас во всеобщей радости и торжестве, делает акцент и выдвигает на первый план Личность Христа и событие Его славного Воскресения, то 2-я Неделя, называемая Фоминой, переводит наше внимание на нас самих, в поиске нашей личной живой веры, которая через внутреннюю духовную связь каждого из нас со Христом еще в настоящей жизни должна подтвердить воскрешение нашего духа и нашей личности.
Ярким и впечатляющим Евангельским эпизодом, где происходят воскрешение духа и личности, переход человеческого сознания еще здесь на земле от временного бытия в бытие вечное, является момент встречи апостола Фомы с воскресшим Спасителем. Какое значение это Евангельское событие могло бы иметь для нас сегодня, если его рассматривать только как исторический факт, затрагивающий лишь вопрос веры апостола Фомы? Вправе ли мы давать критическую оценку неверию апостола Фомы и высказанным им словам: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю (Ин. 20:24)?
Святой Фома был тем учеником, который предложил остальным умереть вместе со Христом, когда Тот отправлялся в Вифанию воскрешать Лазаря, несмотря на смертельную для Себя опасность со стороны иудеев. В Евангелии от Иоанна присутствуют следующие слова апостола Фомы: Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с Ним (Ин. 11:16). Эти слова показывают нам, насколько глубокой и искренней была любовь апостола Фомы ко Христу. Мы можем только предполагать, как глубока была его сердечная рана от разлуки со Спасителем, от осознания того, что Его уже нет рядом. Слова видевших воскресшего Господа остаются слабы, чтобы успокоить страдающее и безутешное сердце апостола Фомы – оно все еще тяжело скорбит о потере любимого Учителя. «Если Он действительно жив, мне нужно увидеть Его, ощутить всеми своими чувствами, только тогда мое сердце успокоится», – мысленно сопротивляется апостол увещеваниям свидетелей, видевших воскресшего Христа.
В глаза бросается упрямство апостола Фомы, которое может расцениваться и как его неверие. Он упорно сопротивляется не одному человеку, а многим засвидетельствовавшим, что в разное время и в разных местах они имели общение с воскресшим Христом. Но здесь же хочется сказать слова защиты в отношении апостола. Его упрямство или неверие исходят не от гордости ума, сопротивляющегося Божественному событию, а скорее от любящего страдающего сердца, которое не может успокоиться лишь посредством слышанного от других. Это сердце дерзновенно жаждет полноты общения со Христом, чтобы Его можно было осязать так же, как и до смерти Спасителя. Неверие апостола Фомы – это вызов воскресшему Христу, исходящий из горячо любящего сердца, жажда общения с Тем, Кого он жертвенно любил, раскрываемая в дерзновенном внутреннем стремлении увидеть Его.
Это неверие, произносимое языком любви, не есть нечто отрицательное и пустое, но являет собой дерзновенный уход от первоначальной веры, рожденной от слышания (Рим.10:17), о которой упоминал апостол Павел в своих посланиях, к вере созерцательной, духовной, которая одна-единственная способна во всей полноте соединить человека со Христом в живом опыте общения с Ним, делая его через это причастником Божества.
Порой нам кажется, что мы глубоко верим. Но эта вера может исходить от внешнего рассудочного понимания, от прочитанного или услышанного от других, а не от реального собственного внутреннего переживания и единения с Господом. Без живого общения со Христом мы духовно беззащитны, «пытаемся зацепиться за опыт других, опыт людей, свидетельствующих, что они видели Бога, разговаривали с Ним. И пытаемся представить этот опыт объективно, загнав его в квадратные понятия, подкрепляющие нашу логику. Чтобы на основании этой логики построить для себя психологическую самодостаточность, броню, которая защищала бы нас от страха и паники» [1], в находящих на нас искушениях и испытаниях нашей веры и верности Христу.
Любое наше суждение о вере или неверии апостола Фомы будет выглядеть слишком поверхностным, ведь он переживал состояние, подпадающее под степень одновременно личного и сверхъестественного. Неверие, сомнение апостола Фомы – это не холодный скептицизм, схожий с сомнением или с неверием атеиста или просто равнодушного ко Христу человека. Это сомнение, предвкушающее встречу. Это сомнение, предвкушающее поглощение Божественной любовью, неизреченным Божественным откровением, изменяющим и преображающим человеческое сознание, откровением, имеющим космическое значение, потому как затрагивает бытийные законы всей Вселенной. После встречи с воскресшим Христом, смерть для апостола Фомы перестанет восприниматься завершающим моментом бытия, а станет началом дальнейшего существования человечества, уже в новой нескончаемой жизни не только нашей разумной души, но и нашего восстановленного тела, к которому прикоснутся руки апостола, когда он увидит перед собой воскресшего Спасителя.
Может показаться, что те положительные моменты, которые были подчеркнуты в отношении апостола Фомы, его сильное желание видеть и осязать Христа, о чем говорилось выше, идут вразрез со словами Спасителя, обращенными к апостолу: блаженны не видевшие и уверовавшие (Ин. 20:29). Выглядит так, будто Господь превозносит веру над ви́дением, снижая духовную планку для христианина, ведь просто верить нам представляется легче, чем стремиться к ви́дению Христа. С чем же может быть связано такое возвышение Христом веры над ви́дением? Конечно же, не с умалением ви́дения в сравнении с верой, не с желанием Христа быть скрытым от людей, а, наоборот, с Его желанием стать предельно близким человеку. Ради подобного соединения со Христом нам даны Церковные Таинства, в которых человек умирает и заново рождается, духовно питается и растет, сочетаясь всем своим существом со Христом, доколе (по апостолу Павлу) все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф. 4:13).
По апостолу Павлу, вера связана с познанием Сына Божиего, Христа, в этом ключе происходит наше исцеление и спасение. Упрек апостолу Фоме – есть упрек человеку, полагающему в своем общении с Богом те же способы познания, которые он использует в материальном мире. Истинный смысл, произнесенных Христом слов имеет отношение к способу познания, который, по своему неведению, выбрал апостол Фома, желая видеть Господа, как он привык в своей обычной жизни видеть людей и вещи окружающего мира, пользуясь лишь своим рассудком и телесным зрением. Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие (Ин. 20:29). Вера же, о которой говорит Христос, есть тоже ви́дение, но иное, вышеестественное, которое должно открыться христианину в духовном подвиге. По Исааку Сирину, «вера есть дверь таинств. Как телесные очи видят предметы чувственные, так вера духовная очами взирает на сокровенное».
Притязательность святого апостола Фомы на ви́дение воскресшего Христа и слова Спасителя, обращенные к нему, раскрывают нам в этом Евангельском эпизоде историческое событие, которое может быть прообразом нашей встречи со Христом в Таинстве Евхаристии. Каждый раз, когда мы подходим к Чаше и принимаем Святое Причастие, мы превосходим апостола Фому по степени нашей близости к Богу: он лишь рукой дотронулся до Его Тела – подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои (Ин. 20:27) – мы же вкушаем Пречистое Тело Христа. Он созерцал Христа вовне себя, мы же имеем возможность созерцать Его внутри самих себя. Но возникает вопрос: узнаём ли мы Христа своими духовными чувствами, когда соединяемся с Ним, так, как узнал Его апостол Фома, дотронувшись до Его ран и, с восторгом, полным любви, воскликнул: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20:28)?
Еще немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить, – говорит Спаситель (Ин. 14:19). В этих словах Христос проводит черту между внешним миром, отвергшим Его, и миром, где через таинство веры созерцается Он воскресший. Эта черта проходит не где-то во внешней среде, вне нас самих, она проходит прямо в наших сердцах, где присутствуют благодать и грех, свет и тьма, вера и неверие, – там же, для ищущих Его, пребывает и Христос. «Итак, – говорит прп. Симеон Новый Богослов, – в тех, в которых явился Христос воскресший, всеконечно Он и виден бывает духовно, и видится духовными очами. Ибо когда приходит в нас Христос благодатью Святого Духа, то воскрешает нас из мертвых, какими бываем дотоле, и животворит, и делает, что мы видим в себе живым Его Самого, бессмертного и нетленного» – Которого жаждал видеть не духовным, а своим телесным зрением апостол Фома, чью память мы сегодня совершаем.
Молитвами апостола Фомы, да просветит нас Господь чаще удаляться от увлечения видимым миром, и трезвенным умом в глубине нашего сердца искать воскресшего Христа. Аминь.
Христос Воскресе!
--------------------------
[1] См. Христос Яннарас. Вариации на тему «Песни Песней» (эссе о любви), 18.
Монастыри
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
