«Будучи монахом, я могу сказать, что это настоящее счастье!»

Игумен Алексий (Андреев)

23 января 2024 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Зачатьевском ставропигиальном женском монастыре Москвы проходила работа направления «Древние монашеские традиции в условиях современности» XXXII Международных Рождественских образовательных чтений. На секции «Святоотеческое наследие как выражение опыта духовной жизни» обсуждались две взаимосвязанные темы: практические аспекты изучения святоотеческого наследия в монастырях и «золотой фонд» святоотеческого наследия, который должны активно использовать монастырские библиотеки. Наместник Свято-Покровского мужского монастыря г. Корсакова Южно-Сахалинской епархии игумен Алексий (Андреев), говоря в своем докладе о восприятии и усвоении насельниками святоотеческого наследия, обратил внимание на то, что добрые плоды приносят личные беседы с братией. Подобная форма общения, как пишет и апостол Иоанн Богослов: «…говорить уста к устам, чтобы радость ваша была полна» (2 Ин. 1:12), помогает объяснять учение отцов Церкви на жизненных примерах, близких каждому, научать тому, что вся жизнь есть непрерывный разговор Бога с человеком. По окончании работы монашеского направления мы попросили отца Алексия подробнее рассказать о том, как проходят эти беседы в обители и как удается на Сахалинской земле, где прежде не было монашеской традиции, устраивать иноческую жизнь.

«Во мне никогда не угасало желание служить Богу в монашеском чине»

Отец Алексий, расскажите о своем пути в монашество. Что подвигло вас в зрелом возрасте избрать эту стезю?

Желание служить Богу пришло ко мне еще в юношеские годы, после Крещения. Мне было тогда 17 лет. Во многом это связано с моим первым духовным отцом протоиереем Василием (Качанкиным), настоятелем храма Архангела Михаила в г. Кокшетау, человеком высокой духовной жизни. Можно сказать, именно он привил мне в столь раннем возрасте любовь к молитве. Думается, здесь стоит отметить, что у каждого свой особенный путь к Богу: у кого-то через книги, у кого-то через «слышание», но есть вера, которая приходит с приобретением человеком мистического духовного опыта. Эта «находка» выбивает из обычной среды, заставляет идти в ином направлении. Последнее случилось и со мной еще до Крещения, в 16 лет. В тот момент я, купив в храме Евангелие, прочел слова: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1 Ин. 1:5). Тогда эти строки, словно молнией, прошли «весь мой состав», подтвердили полученный и недопонятый мною духовный опыт. С этого момента я и стал верующим человеком. В мгновение ко мне пришло осознание того, что Господь – источник всякого света, а существующая в моей душе тьма – лично моя. Соответственно, чтобы выйти из тьмы к свету, нужно быть с Богом. Так во мне и родилось желание идти к Богу, очищать свою душу.

Тем не менее этот путь был очень тернист… После Крещения я хотел сразу поступить в монастырь, даже несмотря на юный возраст. Но Господь принял меня в ряды «избранных Своих» лишь спустя многие годы. Помните, как Он ответил апостолам: …не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (Деян. 1:6). Волею Божией положено мне было пройти и семейную жизнь, после которой принятие монашества стало для меня уже взвешенным решением. Но желание служить Богу в монашеском чине никогда не угасало в моей душе, поэтому и жизнь в семье способствовала приобретению важной добродетели смирения. Возможно, это было своего рода искусом, который многие проходят, поступив в монастырь. Тут очень уместны слова апостола Павла: любящим Бога вся поспешествуют во благое (Рим. 8:28). Так и сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что всё было в свое время.

Сейчас, уже будучи монахом, я точно могу сказать, что это настоящее счастье! Хотя в докладе я упомянул и о том, что иноческая жизнь многоскорбна. Но как это сочетается? Монахи призваны к жизни равноангельской, призваны очищать свои сердца от страстей и грехов прошлых лет. Вот Господь нас и «трет друг о друга» стирая неровности и шероховатости наших характеров, подобно морской волне, обтачивающей острые края у камешков, чтобы мы поскорее очистились и подошли к пределу своей жизни готовыми и хоть немного оправдали свое призвание. Монах ощущает Промысл Бога особенно остро, в силу более ровной и однообразной жизни. Путь скорбей и искушений надлежит пройти всем, но за ним виднеется истинное счастье. Миновав многие испытания и в них отчасти смирившись, человек начинает слышать сердечную тишину, которая приносит радость и умиление. И тогда инок понимает, что в жизни ничего нет лучше этого…

Бывает, приходим с братией после службы в трапезную, а я им говорю: «Какие же мы с вами счастливые… никуда не нужно спешить, нет необходимости строить карьеру, тревожиться за имущество. Спокойно послужили и тихо разошлись на послушания». Особенно у нас на Сахалине всё способствует монашеской жизни: тишина, лес, море… Сама природа словно говорит: «Ну что тебе еще нужно?»

Что всегда так привлекало людей из мира в монастыри? Даже к нам в столь отдаленные места стали все чаще приезжать экскурсии. Люди ощущают эту «инаковость», особую тишину, отрешенность от житейской суеты, и этот покой очень привлекает утомленные миром сердца. В этом, собственно, и есть красота Православия и монашества. Мы любим эту тишину, дорожим ею. Ради этого служим, ради этого встаем каждое утро, исполняем одни и те же правила и послушания, чтобы в этом видимом однообразии научиться слышать Бога, научиться хоть немного молиться…

«Быть для братии не только отцом, но и матерью…»

Да, монашеская жизнь многогранна, глубока и таинственна! В своем рассказе Вы упомянули и о братии. Сложилось ли братство в обители?

Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Но, если говорить о жизни в едином духе, то мне ближе все же слово «семья». Братство мне представляется крепким воинством, а у нас пока сложилась только небольшая, но дружная семья. Братия у нас очень интересная, все мы очень разные! При этом я стараюсь любить всех одинаково. Как говорил преподобный Серафим Саровский, игумен должен быть не только отцом, но и матерью. И мне думается, это основа, на которой должна строиться вся монастырская жизнь. Потому что единство духа, которое удалось лишь отчасти найти, далось нам очень нелегко… Было пролито много пота, слез и крови, прежде чем вышло что-то благообразное. Как и во всяком деле. Конечно, мы не ставили никаких целей «создания братства», все рождалось само собой, совершенно естественно. Вначале было очень много недопонимания, распрей, разногласий, но со временем наша небольшая монашеская семья утомилась от всех невзгод и начала жить в тишине, искать Бога, а не справедливости. Святитель Николай Сербский однажды сказал: «Когда угасает любовь, люди ищут справедливости». Вот и нам важно было научиться любить друг друга, оберегать и ценить, а не искать своей собственной правды… Сейчас братия уже сама старается хранить мир, потому как вкусили, насколько «сладок этот плод».

Нужно настроить свой инструмент на «волну послушания»

Прежде чем человек познает сладость этой тишины, прежде чем достигнет единения с Богом, он ведь должен много потрудиться, как говорят святые отцы, в «жизни деятельной»: послушания, несение тягот монастырской жизни с ее видимым однообразием. Как не впасть в уныние, прежде чем получится по-настоящему вкусить сладость жизни в Боге? В больших обителях дни бывают очень насыщенны, все же и паломников больше, и послушаний, и братии, а в небольших отдаленных монастырях жизнь иноков видится почти отшельнической, скитской…

Думаю, любой монастырь с этим сталкивается, а уж тем более такой, как наш, находящийся «на краю географии». Однажды из проповеди владыки Феогноста мне запомнились слова о том, что труднее всего жить в монастыре тому, кто привык жить по своей воле. А тот, кто вручил себя полностью воле Божией в лице игумена, не будет уже ни о чем переживать. Всё в его жизни теперь решает настоятель, вся ответственность на нем. Об этом говорит и «азбука монашеской жизни» – «Лествица» преподобного Иоанна Синайского. Все внутренние монашеские нестроения происходят от желания жить по своей воле, от противления обещаниям, данным при постриге. Это и является отправной точкой уныния и «разочарования». Если изначально настроить свой инструмент на «волну послушания», то, молитвами наставника, которым руководит Сам Господь, инок обязательно достигнет единения с Богом.

Но здесь стоит отметить и следующее – специфику местности и, как вы сказали, удаленность от больших городов. У дальневосточного монашества есть своя особенность, ведь на острове вовсе не существовало никаких духовных традиций, это было место каторги. Соответственно, нам всё приходится начинать с нуля, учить людей понимать суть церковной жизни, не говоря уже о жизни монашеской. Это долгий путь и, конечно, на нем не раз приходилось сталкиваться с унынием. Но тут очень важно доверие игумену, откровение помыслов, желание преодолеть это тягостное состояние. При таком душевном расположении и готовности потерпеть милость Божия покроет инока, и в скором времени искушение может утихнуть, вновь воцарится мир.

Мне как игумену необходимо было в первую очередь создать в обители надлежащие бытовые условия: построить кельи, трапезную, благоустроить территорию. И, конечно же, наладить самое главное – монашескую жизнь: богослужебный круг, послушания, режим. С помощью Божией всё наладилось, понемногу стала собираться братия, чаще из местных. Созидается наша монашеская семья и, кажется, у нас теперь уже получается жить в едином духе. Отрадно слышать это и от приезжающих к нам. Как-то обитель посетил владыка Артемий, митрополит Хабаровский и Приамурский, сам прошедший настоящую монастырскую школу. Казалось, он не обратил внимания на внешнее устройство, на отсутствие каменного храма, например. Но отметил именно дух. И владыка Аксий (ныне Архиепископ Подольский и Люберецкий) во время управления Южно-Сахалинской епархией часто посещал нас. В трудные периоды он поддерживал меня, говоря о том, что стены – наживное, самое главное – созидать «внутренний храм». В начале своего игуменского служения я не понимал этого и всё гнался за благоустройством, а потом успокоился и осознал, что мы и так очень счастливые, у нас есть единство духа. Не без Промысла Божия многое из того, что касалось стройки, просто срывалось. Видимо, Господь таким образом внушал нам мысль о том, что прежде всего надо думать о созидании душ человеческих.

Личные беседы с братией способствуют жизни в едином духе

Единство духа формировалось, наверное, и благодаря беседам с братией, о которых Вы рассказывали в своем докладе на монашеской секции XXXII Рождественских чтений? Главная мысль состояла в том, как я поняла, что мало дать литературу, нужно пропустить святоотеческое наставление через себя, постараться, насколько возможно, воплотить его в жизнь, а затем и братия, видя живой пример, начнет подтягиваться. Могли бы Вы вспомнить что-то, что более всего откликнулась в сердцах братии?

Прежде чем говорить о чем-то с братией, необходимо самому приобрести какой-то опыт. Перенося в плоскость личного жизненного опыта святоотеческие наставления, мы стараемся сделать их более доступными для понимания. Это дает хорошие плоды: человек перестает думать, что опыт святых отцов – это что-то далекое и невыполнимое. Сосредоточение внимания на привычном дает порой богатую пищу для размышлений. Например, одна из последних бесед у нас была посвящена причинно-следственным связям. Мы говорили с братией о том, что каждый наш поступок, каждая мысль имеет последствия. Всё происходящее есть, собственно, разговор Бога с нами. Понимание этого привносит в жизнь осмысленное к ней отношение, мы начинаем анализировать и понимать, что с нами происходит. Шел, например, человек по тротуару, и вдруг на него налетел велосипедист, сбил его с ног, запачкал одежду. Какой будет первая реакция у пострадавшего? Конечно возмущение. Но в ту же секунду в столб, рядом с которым человека сбил велосипедист, врезается грузовик. В этой ситуации велосипедиста, оказывается, направил Ангел Хранитель. Даже самый далекий от Церкви и монашества человек на подобных примерах может усваивать простые истины. На общих беседах мы учимся размышлять и видеть в происходящих событиях руку Божию, врачующую и наставляющую нас на путь спасения. Ведь нам не дано видение духовной сути происходящего, мы осуждаем, ропщем, унываем, потому что не понимаем, зачем все это происходит с нами. Но если мы приобретем хотя бы небольшой опыт анализа жизненных ситуаций, то научимся понимать, для чего те или иные события посланы Богом. Так мало-помалу в человеке зарождаются истинная вера и столь ценный в жизни монашеской навык «предстояния пред Богом». Братия, в свою очередь, говорят о том, что подобные беседы для них очень интересны и полезны.

И самое важное – говорить о значимости духовных знаний, потому что все наши проблемы от того, что мы не понимаем основ духовной жизни, даже будучи облеченными в монашеские одежды. Как говорят святые отцы, внешнего монаха сделать легко, а вот над внутренним придется потрудиться… Вот мы и стараемся милостью Божией над этим трудиться.

«… и дело рук наших исправи»

Отец Алексий, а как трудиться на этом поприще людям, приходящим из современного мира, чаще всего воспитанным во вседозволенности и чрезмерной опеке? Вы говорили о том, что в монастыре трудно находиться человеку, привыкшему жить по своей воле, но не все ли сейчас приходят такими? Получается ли объяснять людям, что истинная ценность – в смирении, удается ли им обрести радость послушания?

Важно понимать, что дело это все-таки не наше, а Божие. Если мы начнем возлагать на себя ответственность по «перевоспитанию» и «объяснению истины», это будет с нашей стороны большой ошибкой. Я сам много раз в этом убеждался. Ведь в обитель не ты лично зовешь людей, их призывает Божия благодать, которая и руководит ими впоследствии. Нам не открыта судьба человека и его дальнейший путь как монаха – это великая Божия тайна. Пытаться в это самовольно проникнуть – кощунство. Каждого приходящего, конечно, необходимо встретить, познакомить с жизнью в обители, оказать ему должное внимание. Сейчас же, к сожалению, большинство приходит в монастырь не к Богу. Люди хотят уйти от мира, от таких же, как они сами, людей. Но и такие, кажется, далекие от Бога, все равно руководимы Его благодатью. Вот сморишь вначале на человека, а он и молитв никаких не знает, не то что устав монастырский… Проходит, однако, время, и с удивлением понимаешь, что он меняется, преображается, очищается и даже приобретает какой-то монашеский дух. Минует еще какой-то период, и этот человек становится примером для других. Ведь мы сами забываем о том, кто первый вошел в рай. Разбойник, вероятно, тоже не знал к моменту распятия ни одной молитвы, но покаянием и смирением спасся, да еще и всем нам оставлен как назидательный пример.

Господь на нас постоянно изливает океан Своей любви в разных ее проявлениях, мы же этого вовсе не замечаем. Пытаемся что-то сами решить, на что-то повлиять, исправить, улучшить… Но все это оказывается пустым перед великой Божией благодатью, «всегда немощное врачующей и оскудевающее восполняющей».