Честно нести монашеский крест

«Огромная миссия лежит на монашеской братии: рассказывать о том, чем был Валаам, что с ним произошло, и рассказывать о чуде его возрождения. Многие люди в этом рассказе обретут огромную духовную силу, соотнеся то, что произошло с Валаамом, со своей собственной судьбой, и поймут, что даже из самих тяжких обстоятельств всегда есть выход. Господь выводит нас из тени смертной (см. Пс. 22, 4), когда мы сами того желаем». 
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл

13 декабря 2014 года Валаамский монастырь отмечает 25-летие возрождения. Своими воспоминаниями о начале новой жизни обители с журналом «Монастырский вестник» поделился игумен Спасо-Преображенского Валаамского ставропигиального мужского монастыря епископ Троицкий Панкратий.

Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?

Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.

Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы, создавалась здесь веками – и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.

В общем все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник: как Вы скажете, так и будет».

Так на послушание я отправился на наш Северный Афон – на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.

В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в -20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, – сказал, я – там молодой человек... Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».

Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, все. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.

Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем очень тяжело было жить.

Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были... Сейчас я бы уже, наверное, не смог.

Не унывали?

Нет, вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка, и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду – и тут такое дело… В общем драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту, и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», – тонкими голосками просили пленники.

Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.

Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома – один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.

Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит Преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари – скит во имя Преподобного Сергия Валаамского.

Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь Святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.

В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.

Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?

Нет, скит – это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит – это место труда и молитвы.

Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?

Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.

Владыка, что же изменилось после освящения собора?

С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.

Много ли в монастырь приходит молодых людей?

Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам Председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.

Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания... По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?

Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности... Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом – ему всегда и везде хорошо.

Как долго послушники пребывают в этом звании?

По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.

У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство интернета?

Разумеется, интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов интернет – это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.

Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.

Беседовала Екатерина Орлова

Фото: Владимир Ходаков