5 декабря настоятельнице Кресто-Воздвиженского Иерусалимского ставропигиального женского монастыря игумении Екатерине (Чайниковой) исполняется 50 лет. Детские и отроческие годы будущей игумении прошли в знаменитых Печорах, много разных послушаний она выполняла в Псково-Печерском монастыре, куда после занятий в школе прибегала ежедневно. Но о монашестве, по ее признанию, она не помышляла. Господь дивным образом поставил ее на монашеский путь и повел по этой стезе. Правда, когда ей исполнилось 30 лет, то в свой день рождения матушка Екатерина испытала страх: столько лет на земле прожила и ничего не сделала! Сегодня, накануне своего полувекового юбилея, у нее страха нет – есть радость. Потому что пришло ясное осознание того, что Господь дарует ей эти лета, чтобы она прославляла имя Божие. Своими трудами, своим служением. И за каждый день, даже за самые трудные моменты своей жизни матушка Екатерина Его благодарит.
Печоры – школа смирения и духовного возрастания
Матушка, в интервью нашему сайту годичной давности («Поминайте наставников ваших...») Вы рассказывали о том, как переехали с близкими из Краснодара в Печоры, чтобы окормляться у духоносного старца – схиигумена Саввы (Остапенко). И мама сразу Вас привела в Псково-Печерский монастырь...
Бабушка тогда еще не переехала в Печоры, и мама привела меня в монастырь со словами: «Мне не с кем оставить ребенка, пока я ищу работу. Вот, доверяю дочку вам!» Сказала она это эконому – отцу Варнаве, которого многие насельники обители и миряне считали очень строгим батюшкой. Действительно, в то время оставлять меня без присмотра просто было нельзя. В силу моего шустрого характера со мной постоянно что-то приключалось: то ногу себе разрежу, то пальцы рук травмирую. Подружившись на новом месте с соседскими мальчишками, что были чуть постарше меня, я бегала с ними по Печорам, словно сорванец. Отец Варнава посмотрел на меня и сказал: «Увижу еще раз в штанах, ноги выдерну!» Сегодня кому-то это может показаться даже грубым, ведь нынче все стараются быть более терпимыми в этом вопросе, но тогда я в свои девять лет поняла, что в монастырь нужно ходить в юбке или в платье, а на голове должен быть платочек. Строгий эконом спросил у меня: «Ты до трех считать умеешь?» – «Конечно. Я ведь в третий класс иду!» – «Очень хорошо. Будешь помогать делать на стройке раствор. Пропорция такая: три лопаты песка, одна лопата цемента. Поняла?» Вот с тех пор я стала строителем. Впоследствии даже Московский институт коммунального хозяйства и строительства закончила. Очень пригодилось!
А под силу ли было ученице начальных классов, пусть и боевой, шустрой, поднимать лопату с песком или цементом?
Знаете, а ведь я не могу припомнить, чтобы сильно уставала! Возможно, потому, что трудилась не с утра до вечера – лишь какие-то определенные часы. Зато часто вспоминаю другое: свое детское чувство окрыленности, что мой труд приносит пользу монастырю. Ставили меня на разные послушания. Допустим, братия в поле на покосе, я тут же рядышком сено ворошу. Теперь понимаю, что это было очень верное решение со стороны руководства монастыря. Братия выезжала за пределы обители, и крутившаяся возле них с вилами или граблями девочка не позволяла им расслабиться: что-то лишнее сказать или раздеться в жаркие дни. Так в подрясниках и косили на солнцепеке. С отцом Макарием меня отправляли пасти коров. У монастыря не было своей земли, так что пасли мы их в лесу или на пригорках. Возьмешь с собой хлебушка, кваску монастырского и отправляешься – тут уж на целый день во время летних каникул. Сейчас это старейший монах в монастыре – монах Мартирий... А с отцом Иоаковом, тоже, слава Богу, поныне здравствующим, в памяти встает одна яркая история. Он переваривал теплотрассу в братском корпусе, и меня отправили к нему на помощь. Чем я могла помочь? Подавала электроды для сварки. Скажет отец Иаков «тройку» подать, подаю «тройку». «Четверка» нужна, несу «четверку». Еще какие-то инструменты разыскивала в коллекторе, трубу поддерживала. Трудоголик по своей природе, отец Иоаков заработался до часу ночи. Тут уж я взмолилась: «Господи, я устала! Я к маме хочу! Уже так поздно, а я все на послушании!» Видимо, Господь услышал мою молитву, потому что отец Иаков почти сразу произнес: «Я закончил работу, можешь идти домой». Сторожу эконом наказал не закрывать ворота, пока меня не выпустит. Сторож дождался меня, открыл большие массивные ворота и попросил, чтобы, добежав до своего крыльца, я прокричала: мол, все в порядке. Бежать было недалеко, а все равно страшно. Вокруг такая темень, кусты! Бежала, молилась. И только когда прокричала, что я уже дома, сторож закрыл монастырские ворота.
Конечно, детство брало свое. Мы не были паиньками. Иногда шалили, за что нас в монастыре крепко ругали. И справедливо (сейчас я понимаю, насколько справедливо!) наказывали. Мне, как одной из заводил нашей компании, доставалось больше других. Расскажу об одном случае – в назидание маленьким и юным прихожанам, чтобы они ни в коем случае ничего подобного не повторяли. Однажды во время чтения двенадцати Евангелий в Великий пост, забившись в угол, мы на своих свечечках конфеты-барбариски жарили. Вот какие молитвенники были: отец-наместник проникновенно, молитвенно читает Евангелие, а мы в это время готовим самодельную «жвачку», которая так хорошо тянется! В тот раз архимандрит Варнава, собиравшийся наказать всех нас, других детей по их слезным просьбам помиловал, а меня посадил в подвал, сказав, что всю ночь будет читать надо мной Псалтирь. Сколько раз бывало: вызывает он меня на ковер и говорит: «Ты, такая-сякая, вон из монастыря!» Я иду и реву: нас целая группа была, я меньше других шалила, но наказывают почему-то меня. Проходит день-второй, отец Варнава спрашивает у моей сестры, которая сейчас, монахиня Савва, подвизается в Горненском монастыре на Святой Земле: «Люба, где Катька?» (Меня вся братия Катькой звала). Сестра отвечает: «Так Вы ее выгнали, она дома ревет». – «Пусть возвращается!» Радостная, я бегу: меня простили! Монастырь был востребован моим сердцем. Братия, всегда нас дружески приветствовавшая, тепло относившаяся ко мне и ребятам, угощавшая то апельсинчиком, то конфетками или печеньицем, учившая трудолюбию, являлась частью моей жизни, моей семьи. А с отцом Варнавой, который усиленно вел меня в детстве путем смирения, я встретилась через 25 лет. Он, уже поседевший, постаревший, настоятель приходского храма в Невеле, спросил: «Ты, наверное, на меня злишься?» – «Что вы, отец Варнава, я вам так благодарна за ту школу, которую прошла!», – ответила я со всей искренностью, давно осознав, что через него Сам Господь меня испытывал.
В том голосе было всё: любовь, нежность, забота...
Если Вы с детских лет полюбили монастырь, то, надо полагать, выбор Вами монашеской стези стал естественным продолжением этой любви?
Нет, о монашестве я не думала. Затем в моей жизни произошло событие, которое привело меня в монастырь уже в качестве насельницы. Никто, кроме родных, об этом не знает, это очень личное. Но, может, стоит рассказать? Есть русская пословица – «Божьи дела проповедуй, а тайну цареву храни». То, о чем я поведаю, относится к первой части пословицы... В свои 19 лет мы с подружкой Леной мечтали пойти служить в армию. Обе были охвачены патриотическими чувствами, хотели Родину защищать. И вдруг подружка выходит замуж, и я понимаю, что одна я в армию не пойду. К тому времени я познакомилась с молодым человеком, отслужившим в армии, и решила для себя: Лена вышла замуж, многие мои одноклассницы свадьбу сыграли, выходит, и я могу создать семью. Словом, почувствовала внутреннюю готовность сделать такой шаг. И вот мы гуляем со спутником по Печорам (а Печоры летом – это белые ночи, соловьи, красота). Я продолжаю мысленно размышлять о замужестве и вдруг слышу голос. Это был даже не голос – Логос! «Катька, что ты делаешь? Это не твой путь!» И самое поразительное – в том Логосе было столько оттенков и интонаций! В нем была любовь, была нежность, была забота... И столько теплоты! Человек так сказать не может. Это был неземной голос. Я до такой степени испугалась, что по сей день не могу вспомнить, вслух ли или про себя воскликнула: «Господи, а какой мой путь?» Не знаю, что со мной было, но мой спутник перепугался еще больше, чем я. По моей просьбе он проводил меня домой, куда я почти бегом побежала. Договорились встретиться на следующий день. На следующий день мы встретились, и я ясно ощутила, что между мной и внешним миром уже стоит стена. Прозрачная, из воздуха, но – непреодолимая. Я не могла ее разрушить.
И как скоро, матушка, Вы узнали, каков Ваш путь?
Проходит немного времени, приезжаю я на работу (а я уже закончила училище связи и трудилась в Пскове), директриса говорит мне срочно писать заявление на отпуск. Но простите: кому нужен отпуск в начале июня, когда еще так холодно? Я отказалась. А в пятницу, как обычно, отправилась домой, в Печоры, где через час нам принесли телеграмму из Иерусалима от моей старшей сестры, монахини Саввы: «Встречайте в понедельник». Мы с ней пять лет не виделись, и вот ей дали отпуск! Тут же стрелой лечу на главпочтамт в Печорах, заказываю междугородний разговор с Псковом, умоляю Лидию Ивановну дать мне отпуск, но... поздно. Моя сменщица написала заявление и уже уехала отдыхать. Мать Савва столько фотографий Святой Земли и великих христианских святынь привезла, столько всего интересного, чудесного она рассказывала, – к нам верующие люди потоком шли! Потом сестра отправилась в паломничество по святым местам Советского Союза. Обидно до слез: и я бы могла с ней поехать, но в отпуск не отпускают! Лидия Ивановна неумолима. Когда все было испробовано, я как к последней инстанции – с огромной верой и надеждой – решила обратиться к своему духовнику, схиигумену Савве (Остапенко), который уже почил. Пишу батюшке, как живому, рассказываю про предложение начальницы и свой категоричный отказ, про приезд матери Саввы и мое желание отправиться с ней паломничать... Как есть у меня на сердце, так и пишу, заключая послание словами из молитвы Спасителя в Гефсиманском саду перед Его крестными страданиями: «...впрочем не Моя воля, но Твоя да будет». Приписываю от себя: «Чтобы этот отпуск послужил мне во спасение». И можете себе представить: в воскресенье я сходила с письмом в пещеры Псково-Печерского монастыря, к месту упокоения батюшки, а в понедельник приезжаю на работу, и прямо с порога Лидия Ивановна мне говорит: «Пиши заявление на отпуск. Всю ответственность беру на себя». Некоторые могут назвать это совпадением, случайностью, но я крепко верю, что за всеми событиями нашей жизни стоит Господь. Отец Савва говорил нам, чтобы мы приходили к нему и после его кончины, обращались за советом, помощью, и если он будет иметь дерзновение ходатайствовать за нас перед Богом, то попросит Его милости для своих чад. И эту великую милость Господню я испытала на себе. Вкратце сообщу, что с матерью Саввой мы поехали в Пюхтицкий монастырь, затем по благословению незабвенной игумении Варвары несколько пюхтицких сестер, и я с ними, отправились в Москву провожать мать Савву, возвращавшуюся с группой других русских монахинь в Иерусалим. Поскольку прямого сообщения не было, проверка документов и виз шла долго, им пришлось не один день дожидаться разрешения на вылет. Жили мы в гостинице «Советская», пока матушка Варвара не отозвала своих сестер. Мол, хватит сидеть, без вас улетят! И мой отпуск таял, подходил к концу – осталось три дня. Мать Савва купила мне билет и сказала, чтобы я ехала с пюхтицкими сестрами. Какой ропот в душе поднялся: старшая сестра (когда еще свидимся?) не дает ее проводить! В поезде, видя мои слезы, пюхтицкие сестры начали меня успокаивать: «Ну что ты переживаешь? Побудешь у нас три дня». Приехали, и в итоге я пробыла там не три дня, а годы: с 1986 по 1990-й. Все решилось так промыслительно, что отпуск (который, просила я у Господа, стал бы мне во спасение) закончился в Пюхтицком монастыре. Там началась моя жизнь послушницы.
«У меня есть ощущение, что я для них мать»
Затем Вас направили в Москву для несения послушания в Патриаршей резиденции в Чистом переулке. Позже Вы стали комендантом Московской Патриархии. Также Вам довелось руководить реставрацией и строительными работами в Патриаршей резиденции. И вот уже 15 лет являетесь настоятельницей Кресто-Воздвиженского Иерусалимского ставропигиального женского монастыря в Подмосковье. Почувствовали ли за это время себя матерью для сестер?
Конечно, поначалу я переживала, потому что некоторые сестры по возрасту мне в бабушки годились. Волновал вопрос: как мне, молодой инокине, с ними себя вести? Но после того, как Святейший Патриарх Алексий II возложил на меня руки, возводя в сан игумении, я почувствовала: не важно, сколько кому лет, все они – мои дети. В силу того, что Господь поставил меня на этот путь, я вынуждена о них заботиться, терпеть какие-то их недостатки, воспитывать сестер и, по мере возможности, приводить их к Богу. Да, у меня есть ощущение, что я для них мать. А уж что они думают, не знаю... Мне, наверное, нужно быть построже – не столь покладистой. Я многое им прощаю, многое разрешаю, потому, что прежде всего эту «одежку» примеряю на себя: как бы мне было в этом состоянии? Хорошо или плохо? И я никогда никого не заманиваю в монастырь. Желающим поступить сюда говорю: «Вы поживите, посмотрите, приглядитесь. У вас есть право выбора: останетесь вы с нами или, возможно, пойдете куда-то в другое место. Если вы хотите, чтобы ваша жизнь в монастыре была во спасение, значит, вы готовы претерпеть тесноту, обиду, скорбь, напраслину». То есть человек должен учиться терпеть, он должен учиться смиряться. Если к этому готов, значит, правильный адрес выбрал. Не готов – у Бога путей много. Выбирай другой! Сегодня у нас около 20 насельниц. Молодых мало, большинство в возрасте. Я иногда думаю: может, я сама еще не готова воспитывать молодых? Молюсь, прошу Господа: «Господи, пошли сюда тех людей, которых ты хочешь в этом монастыре видеть, и кто хочет здесь спасаться». Надо сказать, что монастырь развивался трудно. Были сложные отношения с находящимся по соседству Российским реабилитационным центром «Детство», директор которого нередко – особенно зимой! – отключал теплоснабжение. Инженерная сеть-то у нас была совместная! Сестры включали обогреватель, он отключал электричество. И куда деваться? Поэтому когда Святейший Патриарх Алексий II спросил меня, с чего я хочу начать, я сказала: с теплотрассы. Запомнились такие его слова: «Монастырь Кресто-Воздвиженский, легко не будет. Но я помогу». И помогал – советом, деньгами – всем, чем мог. Святейший направил сюда людей: по его благословению они помогли нам решить вопросы с теплотрассой, водопроводом. И с реставрацией храмов. Это были богатые, состоятельные люди, которые накануне 40-летия архиерейской хиротонии Патриарха высказали пожелание сделать ему дорогой подарок: машину, самолет или поезд с личным вагоном. А он ответил: «Мне это не надо. Это все нужно содержать. Вы помогите матушке Екатерине с теплотрассой». После строительства теплотрассы те люди спросили: «Можно, мы еще что-то для монастыря сделаем?» Я позвонила Святейшему, он сказал: «Если они помогут тебе в других вопросах, я буду благодарен. Просто нескромно с моей стороны было просить их о чем-то еще». Их мощная и своевременная помощь дала новую жизнь нашей обители... А Святейший Патриарх Алексий неустанно заботился и о ее духовной составляющей. Не оставлял нас без своего попечения. Часто звонил, спрашивал: «Как живете? Сколько людей было на службе?» Его интересовало абсолютно всё. Это был и добрый отец, и мудрый наставник.
Матушка Екатерина, мы с Вами совершили путешествие в географически-временном пространстве: Печоры, Пюхтицы, Москва, Подмосковье; детство, юность, зрелость. Но за рамками этого интервью осталась тема, к которой, надеюсь, мы вскоре обратимся: из соединения уз кровных и духовных рождается прочный сплав. Ведь это реалии новейшей истории нашей Церкви: монашеский постриг принимают мать, дочь, другие члены семьи, воспитывавшиеся в советское время. Ваша сестра монахиня Савва более трех десятков лет подвизается в Горненском монастыре в Иерусалиме. Ваша мама (с прискорбием мы узнали о ее кончине в ноябре 2016 года) была пострижена в схиму – схимонахиня Иоанна. Новопреставленная схимонахиня Иоанна... Наверное, духовной доминантой для всей боголюбивой семьи, стал Псково-Печерский монастырь?
Несомненно. Скажу о себе: из детства и юности, прошедших под покровом обители Успения Пресвятой Богородицы в Печорах, я вынесла глубокую веру в Божий Промысл. Не я пришла в храм, Господь меня призвал. Не моими какими-то личными заслугами или талантами что-либо делается, а милосердием Божиим. Мне всего лишь нужно это принять и не противиться воле Божией. Что важно: перед глазами всегда был живой пример такой преданности, послушания Господу. Пример нашей мамы. Человек с трехклассным образованием, дочь переселенцев, которых, обобрали до нитки, лишили крова и принудительно вывезли из Удмуртии в таежные дали Красноярского края, она прожила нелегкую жизнь. Но несгибаемым стержнем этой жизни была вера. Поистине детская, уникальная. Мы видели ее безграничное доверие к Творцу, Которому она обо всем рассказывала, и Господь ее слышал. Знаете, однажды она мне сказала, что очень сильно нас любит, своих детей, и всегда боялась, что если с нами что-то случится, она этого не переживет. Боялась она до того момента пока не осознала, что дети – это дар Божий. И тогда ее любовь к нам стала духовной. Мама осознала, что детей нужно воспитать так, чтобы привести их к Богу. Коль Господь дал ей этот дар, значит, она должна вернуть его Богу, то есть воспитать нас так, чтобы мы пришли к Богу. Представляете, какая была духовная мудрость у простой женщины, которая читала с трудом?
Беседовала Нина СТАВИЦКАЯ
Фотограф: Владимир ХОДАКОВ
Также представлены снимки из архива монастыря
Публикации
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
