Тихая девственная обитель

После прославления преподобного Серафима множество паломников устремлялись в места, овеянные его молитвенным подвигом. Посещая Дивеево, они затем обязательно оказывались и в Сарове. И, наоборот, побывав в Сарове, непременно заезжали в Дивеево. Сохранилось множество старинных описаний этих паломнических поездок и впечатлений от увиденного, и по ним воссоздается тихая, мирная, молитвенная жизнь святой Дивеевской обители; глазами дореволюционных паломников мы видим величественные храмы, скромных и приветливых монахинь, ощущаем, как духом продолжает здесь жить преподобный батюшка Серафим. На основании этих путевых заметок мы и составили описание Дивеевского монастыря, каким он был на рубеже XIX и XX веков.

Дивеевский монастырь появляется неожиданно, почти чудесно. Сосновые леса перемежаются бескрайними полями – простор удивительный. Вдруг на горизонте возникают величественные два купола и колокольня. Они оставляют впечатление чего-то неземного, созданного не человеческими трудами. Удивительно в глухих и отдаленных местах встретиться с такой красотой. Монастырь среди равнины, – поля видятся далеко-далеко, – обнесен оградой высокой каменной, с башнями, в ограде много-много церквей, а над ними всеми высится в небо громадной величины колокольня, ярусами.

С нашим приближением храм все рос, и вскоре перед нами предстало грандиозное сооружение, которое своими размерами и красотой архитектуры казалось необычным в нашем крае, пока единственное в своем роде. Поднявшись по ступеням высокой паперти, мы вошли в него. Прекрасный, полный света, украшенный удивительной дивеевской живописью, собор поражал своей одухотворенной красотой. Мы уже не замечали его обширности: настолько гармонировали между собою размеры, которые скрадывались еще тянувшимися вдоль стен широкими хорами. На последние входят со светлой, отделенной от храма паперти по двум расходящимся лестницам, украшенным легкою металлическою решеткой. Паркетный пол хоров и небольшие изящные алтари на той и другой стороне еще более смягчают общую внушительность собора. Но и присмотревшись ко всей обстановке его, вскоре же почувствуешь, что в устройстве этого храма участвовал мягкий художественный вкус просвещенной женщины, которая создавала место молитвы для себе подобных.

Стиль здесь достиг наивысшей степени художественности и выразительности в исполнении, осуществлении идеи придать земному храму характер небесного, в стремлении чрез известное сочетание конечных линий и форм, ограничивающих пространство, поднять, вознести дух человека в беспредельную высь, и чрез соединении ее в красивую симметрию внешних очертаний, возбудить к созерцанию бесконечной, небесной красоты.

Как великолепен этот собор, залитый светом, весь всегда полный какого-то светлого торжества, какой-то радостной теплоты, так прекрасно отражающий мысль о бесконечно благом, зовущем, благословляющем и успокаивающем Боге. Я стоял, пораженный, радостно любуясь торжественной красотой этого прекраснейшего из виденных мною храмов. Чрезвычайное величие, простор. Здесь, в Дивеевском соборе, стоит человек и невольно чувствует, как все его поднимает, возбуждает, возвышает, он как будто здесь заметно вырастает.

Солнышко едва поднималось над горизонтом, как я уже шел к Казанской приходской церкви. Церковь эта имеет свою чрезвычайно интересную историю, как и все, впрочем, так или иначе относящееся к отцу Серафиму. Теперь пока эта церковь приходская, но ей с течением времени суждено быть теплым монастырским собором ‒ так указал быть сам батюшка, а слово его не может не исполниться: сколько таких его пророческих слов уже дождались своего осуществления! С правой стороны храма расположена могилка-склеп первоначальницы Дивеева монахини Александры, в миру Агафьи Мельгуновой. На ветхом каменном памятнике с часовней внутри его читаем: «Под сим памятником покоится первоначальница Серафимо-Дивеевского монастыря монахиня Александра, в мире Агафья Семеновна Мельгунова, скончалась в 1789 году 13 июня». Рядом ‒ могила дивной рабы Божией схимонахини Марфы, далее ‒ Елены Мантуровой. Впереди их, окруженная чугунной решеткой, ‒ могила великого защитника заветов преподобного, «служки Божией Матери и Серафимова», Н.А. Мотовилова. Огромная каменная плита на его могиле от совершенно непонятной причины дала большую трещину вдоль и поперек, образуя правильную форму креста, через расщелины пробились небольшие березки.

С левой стороны храма – совсем скромная, одинокая, с маленьким крестом могилка ближайшего друга, сотаинника и любимого ученика преподобного Серафима «Мишеньки» Мантурова, несшего величайший подвиг при жизни своей самоотверженного служения своему старцу и новосозидаемой им обители.

К колокольне Казанской церкви пристроены две Рождественские церкви. Рождества Христова храм небольшой, но светлый и уютный; нижний, в честь Рождества Богородицы, построенный по особому указанию Преподобного, совсем маленький, подземный с четырьмя поддерживающими его столпами. Снаружи по обеим сторонам Рождественских храмов возведена ограда, отделяющая их от Казанской церкви.

Около Казанской церкви ‒ келейка матушки Александры, первоосновательницы Дивеевского монастыря. Избушка ‒ деревянная, бревенчатая; как и пустынки преподобного Серафима оправлена такой же деревянной оправой, объединена стенами с окнами и крышей избой-футляром. Сама она полуподземная, с маленькими окошечками почти на уровне земли, и спускаться в нее нужно по лестнице.

При входе в келию находится большой, во весь рост, портрет преподобного в белом балахончике, с шапочкой на голове и благословляющего правой рукой. Работа изумительная.

Сама келия перегородкой разделена на две части. В большей половине, как бы в приемной, стоит стол, скамья, в углу много образов, теплятся лампады. На окошечке прислонен образ святого архидиакона Стефана, таинственно явившийся по стуку в это окошко матушке Александре. Другая половина келии совсем маленькая. В глубине ее ложе с маленьким изголовьем, служившее местом отдыха великой подвижнице, тут же она почила сном праведницы. Из этого помещения ведет дверца в совсем уже крохотную и темную каморку, где с трудом только может поместиться один человек. В углу висит распятие, освещенное светом лампады. Это место, где больше всего любила проводить время матушка Александра, место ее тайных подвигов и молитвы. Здесь так хочется остаться наедине, чтобы все ушли, побыть долго-долго в полной тишине.

После посещения келии матушки Александры мы направились к домику, где жила блаженная Пелагия. С трепетным чувством переступили мы его порог. Полутемный коридор, из которого тут же дверь налево ведет в небольшую прихожую. Здесь, возле печки, сидя на коврике, проводила почти все ночи напролет блаженная. Из прихожей вело трое дверей в отдельные келии, в одной из которых она и скончалась. Здесь стоит деревянная кровать, покрытая одеялом. В углу висят образа, а под ними на столике лежит толстая железная цепь, которой некогда была прикована страдалица своим мужем к стене. Монахиня, читавшая Псалтирь, оторвавшись на минуту, сняла цепь со стола и дала нам приложиться к ней, а затем, к великой нашей радости, отрезала от одеяла два небольших кусочка на молитвенную память о дивной угоднице Божией.

Недолго побыли здесь и поспешили поклониться могилке блаженной Пелагии, находящейся сейчас же за алтарем Троицкого собора. На могиле блаженной старицы воздвигнут большой изящный памятник; на этом памятнике следующие четыре надписи: 1) «Пелагея Ивановна Серебреникова, урожденная Сурина, по благословению старца Божия иеромонаха Серафима за святое послушание оставила все счастье земной жизни, мужа и детей, приняв на себя подвиг юродства, и приняла гонения, заушения, биения и цепи Христа Господа ради. Родилась в 1809 году, прожила в монастыре 47 лет, и 30 января 1884 года отошла ко Господу 75 лет от роду»; 2) «Блажени есте, егда поносят вам, и изжденут, и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех. Все здесь претерпевшая и все превозмогшая силою любви твоей к Богу, любви Его ради потерпи нашу немощь духовную и крестом подвига твоего заступи нас»; 3) «Свято-Троицкого Серафимо-Дивеева монастыря Серафимов Серафим, блаженная Пелагея. Пелагея, взяв крест свой ради Бога, на земле жила она вся в Боге, и на небе живет вечно с Богом»; 4) «Блажени изгнаны правды ради, яко тех есть Царство Небесное. На тернистом пути подвига твоего не оставляла ты никого, к тебе прибегающего не забуди и там, в блаженстве вечной Божией славы, обитель, тобою излюбленную».

По левой стороне от собора – корпус, где спасалась некогда блаженная Наталия. Небольшое крылечко, несколько ступеней вверх ‒ и мы в келии у блаженной. Все сохраняется в образцовом порядке. Понимаешь, что это не только дорогая память об ушедших, но что эти места, где происходила великая брань избранниц Божиих с духами злобы поднебесной, и ныне укрепляют и освящают незримо каждого, кто с верою призывает имена их насельниц.

Мы прошли по монастырю. Это был ряд небольших деревянных домов, флигелей, разбросанных без особого плана и строившихся в том или другом направлении, вероятно, по желанию тех, кто здесь селился. Цветники у построек, цветы на подоконниках, щепетильная чистота в келиях, начиная с первой ступеньки крыльца, ‒ все говорило о женской руке, заботящейся о своем жилище. Тут же стояли корпуса с различными мастерскими, где та же рука беспрерывным трудом зарабатывала себе право оставаться в этом тихом приюте. Нам показали обширную живописную мастерскую, в которой, помимо писания икон, монахини практиковались и в копировании известных картин. Большое здание, просторное. Комнат много, во всех работают монастырские девушки-юницы. И в этой, и в той комнате пишут образки на камне, для печатанья, и на дощечках. Сюжеты иконописи – из жития преподобного, образ «Умиления».

Далее нас провели к перенесенной сюда лесной келейке отца Серафима. В ней он прожил одиноко в глуши леса целый ряд лет, совершая свой подвиг затворничества. Простой деревянный сруб, потемневший от времени и непогод, охранялся теперь, как в футляре, в другой, более обширной постройке, а в образовавшемся вокруг коридоре в витринах выставлены платье и вещи подвижника. Самый домик-пустынька состоит из крошечных сеней и крошечной комнатки, где помещены большой портрет отца Серафима в черной полумантии и клобуке, чрезвычайно жизненный; портрет отца Серафима в гробу и несколько икон. Хорошо войти сюда, в эту, в буквальном смысле слова, благоухающую каким-то сладостным благоуханием постройку. Когда нет никого в ней и слышен только шепот псалтирных слов, хорошо взять в руки свечу и, наводя свет на лик старца, долго-долго смотреть на него, как на живого. Здесь обыкновенно, в память обычая старца, раздают богомольцам сухарики.

Особым, точно дочерним, уходом окружено здесь все, что касается священной памяти отца Серафима. Видно, что в этом месте, к которому было расположено его сердце, не перестают отвечать ему теплою женскою привязанностью. Во всем святое отношение к святыне: пылинке не дадут сесть заботливые сестры. Сестра, показывавшая мне святыню, видя мое благоговение, со слезами на глазах покрыла меня епитрахилью батюшки и дала поцеловать его крест. Сам отец Серафим рукой своей послушницы благословил меня ‒ такое у меня было в эту минуту чувство. Он невидимо здесь присутствует. Его присутствие до того здесь ощутимо, что невольно хочется спросить иной раз: «Как пройти к батюшке?» Да спохватишься и вспомнишь, что его нет, родимого, в том облике, который доступен непосредственному общению; а все-таки его присутствию веришь и чувствуешь, что он недалеко, что здесь он, бесценный.

Из Ближней пустынки надо идти в Дальнюю, то есть в Преображенскую церковь монастырского кладбища, в которой алтарь сделан из сруба Дальней пустынки. По восточной наружной стене алтаря расположены витрины, в которых хранится одежда старца. Едва ли есть храм оригинальнее этого по простоте и расположению: несколько икон в иконостасе, стены пустынки без всякой отделки, во всей своей неприкосновенности. В алтаре, за престолом, у Горнего места, лежит камень, скорее обломок того камня, на котором, стоя на коленях, с молитвой мытаря на устах, он молился подряд тысячу ночей. Там же лежит отрубок с корнем того дерева, которое по молитве батюшки преклонилось в сторону Дивеевской обители в обличение гонителей его усердия к дивеевским сестрам и неустанных его забот о них. В алтаре в шкатулочке, завернутые в чистое полотенце, лежат Евангелие старца и его крест.

В витрине хранятся его вещи ‒ все, что после него земного осталось. Епитрахиль его, поручи, его лапотки, его полумантия, в которой он ходил постоянно, Псалтирь его, которую он всегда в мешочке носил за спиной с другими книгами Священного Писания, топорик, на который он опирался и которым работал... Какое-то особое тонкое благоухание исходит от этих вещей, и когда, бывало, положишь голову, зароешься лицом в какой-нибудь полушубок или мантию, так и кажется тебе, что ласковый, старческий голос шепчет над ухом: «Ну что, радость моя? Зачем пришел к убогому Серафиму?»

В самой глубине монастыря расположено дивеевское монастырское кладбище. Оно окружено невысокой оградой с каменными столбами и деревянными между ними просветами, за которой непосредственно прилежит уже и Канавка, огибая его с трех сторон. При самом входе в него стоит небольшая деревянная церковка в честь Преображения Господня. Кладбище поразило меня своей суровой простотой и в то же время удивительным порядком и чистотой. Сплошным ковром зелени одеты были чуть возвышающиеся холмики над могилками. Кое-где из травы выглядывали неизвестно как попавшие сюда лесные колокольчики и ромашки.

Местами ярко отсвечивали на солнце янтарными блестками начинающие опадать листья, строгими рядами теснились скромные беленькие крестики, и надо всем поднимался целый лес белоснежных березок, задумчиво склонивших свои парчой и золотом расшитые осенние уборы. Тишина поразительная. Только где-нибудь застрекочит кузнечик или сонно прожужжит шмель.

Я медленно шел по узеньким дорожкам и жадно всматривался в надписи на крестах, стараясь в них найти знакомые имена. Немногословны были они, но порой как много говорили они моему сердцу!

«Матушка Ермиония, поступила в монастырь в 1829 г. Жития ей было 81 год», ‒ прочитал я на одной из них. Значит при батюшке Серафиме начала она свой иноческий путь, подумал я. «Монахиня Дорофея скончалась в мире в 1879 г. На 63 году жизни». Снова современница убогого Серафима.

Иду дальше и снова читаю: «Старица Евпраксия + 28-IV-1868 г. Блажени нищие духом, яко тех есть царство небесное».

Так вот кто здесь покоится! Блаженная старица Евпраксия, бывшая в келии Преподобного в день Благовещения при явлении ему Самой Царицы Небесной с ангелами и святыми девами!

Что за счастье бродить по Дивееву и пройти по Канавке, где прошли стопы Царицы Небесной! Мы идем аллеей больших деревьев, сбоку тянется Канавка. Непередаваемо было ощущение умиленности, когда и мы прикоснулись в поток душ человеческих, вот уже более столетия непрерывно струящихся по завету преподобного за Царицей Небесной, по Ее следам. Мы ходим по ней, зная, что здесь прошла Своими стопочками Божия Матерь. А какая это величественная картина ‒ крестный ход при тысяче инокинь и не менее прочих богомольцев! Особенно умилительно было слышать стройное пение акафиста преподобному Серафиму, который был пропет весь в крестном ходу; исполнялось это так: выйдя из церкви, пропели 1-й кондак акафиста преподобному Серафиму, а затем священник начал читать 1-й икос до слова «радуйся», а остальное все пропевалось, потом читался 2-й кондак и 2-й икос до слова «радуйся», а остальное затем пропевалось, и так до конца акафиста. Когда стали обходить четвертую сторону канавки, я, идя без шапки и перчаток, стал уже зябнуть, но не хотелось выйти до конца крестного хода; обойдя четвертую сторону канавки, зашли еще на могилку к приснопамятной игумении Марии, где была отслужена лития, и крестный ход возвратился в храм.

Всего в монастыре мы не успели осмотреть, так как Дивеевская обитель после пожертвования ей больших участков земли, очень обширна. «Это область, а не монастырь», ‒ сказал про нее один посетивший ее епископ. В ней более тридцати каменных корпусов и деревянных строений, хлебная, ризная, свиточная, в которой по установленной еще при матушке Александре традиции изготовляются свитки-рубашки для саровских монахов. Имеется также училище для сирот, богадельня, больница. Есть также пруд и речка, в которых водится рыба; источник, открытый матерью Александрой; десятки десятин пахотной земли и лугов. И все это заранее предсказывал отец Серафим. Здесь, как и в Сарове, веет чем-то неземным, здесь Серафимовский дух чувствуется, здесь вы незаметно умиротворяетесь, сюда вас тянет, вам нелегко расставаться, вы не хотели бы отсюда уходить.

Дивеев, Дивеев, какая это притягивающая сила заключена в тебе! Стоишь ты в плоской, скучной местности, и как много красивее тебя расположены другие обители. Но отчего так тянет к тебе, так вдруг затоскует в миру душа по твоим деревянным домикам, по заветным кельям и могилам твоих подвижниц, и хочется на крыльях лететь к тебе, часто-часто видеть тебя.

И стоишь ты в сердце, вечно дорогая, вечно таинственная, тихая девственная обитель, вся в ореоле святыни, вся гласящая о твоем Серафиме. Не знаю места отраднее тебя.